Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Он нашел Зака! — воскликнула Одри.
Лео схватил ее за руки, догадавшись, что она собирается сделать.
— Этим ты ничего не добьешься. Нас всех повяжут.
— Я не могу позволить, чтобы…
Фраза Одри оборвалась на полуслове, потому что она увидела — свет в Гарвард-холле постепенно гаснет, двигаясь в обратном направлении. Когда кампус снова погрузился во тьму, появился Зак:
— Вы должны помочь мне. Этот тип весит, по меньшей мере, сто килограммов.
Одри вырвалась из рук Лео и бросилась к Заку. Первое, что она увидела, — кровь на его лице.
— Что произошло?!. Что он с тобой сделал?!
Сначала Зак, кажется, не понял, что она имеет в виду. Но потом догадался по ее взгляду, что у него что-то с лицом.
— Это не моя. Это его.
— Кровь охранника?!
— Ты предпочла бы, чтобы это была моя кровь?
— Я — да, — сказал Лео, присоединившись к ним. — Что ты сделал с этим беднягой?
— Да пошел ты…
Кулак Лео разбил Заку губу. Струя его собственной крови смешалась с кровью охранника, еще больше запачкав лицо.
— Сукин сын! Я убью тебя!
— Хватит! — Если этот крик Одри не разбудил весь кампус, его ничто уже не могло разбудить. — Хватит!
И вновь воцарилась тишина, которую нарушил Зак, процедив сквозь зубы:
— Я еще посчитаюсь с тобой, потом, когда рядом не будет твоей защитницы. Сейчас у меня есть дела поважнее.
Зак снова вошел в Гарвард-холл. Он забрал у охранника карманный фонарь. За пределами яркого луча фонарика все было погружено в непроглядную тьму.
— Он сошел с ума.
— Нет, Лео. Он не сошел с ума. Все намного хуже.
В конце концов, Одри готовилась стать психиатром. И она уже могла отличить сумасшедшего от фанатика.
В ванной комнате стоял запах блевотины и алкоголя. Одри вырвало уже три раза подряд, прямо на пол, и теперь она пыталась стереть следы туалетной бумагой. «Как все осточертело!» — едва ворочая языком, пробормотала Одри. Этим она всего лишь хотела сказать, что признает свое поражение. Но тут ей пришло в голову, что завтра ее обожаемой домработнице придется убирать все это великолепие.
— Ос-то-чер-те-ло!
В зеркале ванной она увидела свою неприятную ухмылку.
— Твое здоровье, Одри.
Не выпуская из рук стакан, она наполнила его почти доверху и попыталась выпить.
Одри вздохнула с облегчением, нащупав у охранника пульс. Он лежал без сознания на полу между стульями. Луч фонаря осветил металлическую часть одного из них. К ней прилипла прядь черных волос с коркой свернувшейся крови.
— Он живой, но у него может быть кровоизлияние в мозг или… Боже мой, да откуда мне знать?! Как ты мог, Зак?!
— Когда он проснется, у него будет трещать голова и только, — отозвался Зак. — Я приложил его не слишком сильно. Не беспокойся о нем.
Воздух внезапно наполнился резким запахом, похожим на запах бензина, но с какими-то добавками.
— Что это?! — спросил Лео встревоженно.
Он держал ручной фонарь, пока Одри осматривала полицейского, и сейчас направил его на Зака. Зак бегал из стороны в сторону, разливая повсюду легковоспламеняющуюся жидкость для разжигания барбекю. Зак не собирался отступать. Он действительно решил сжечь Гарвард-холл. Таков был его план.
— Ты взял это в комнате, правда? — спросила Одри, хотя она уже знала ответ. — Когда ты якобы ходил в ванную…
Зак стоял к ней спиной, поливая жидкостью сумки, в которых еще оставались листовки.
— Ты — сообразительная девушка, Одри. Это мне больше всего в тебе нравится.
— Уходим! — скомандовал Лео. — Помоги мне вынести его отсюда.
Она сомневалась, что им с Лео под силу сдвинуть тяжелого охранника с места, но попытаться все же стоило.
— Я буду ждать вас снаружи, — сказал Зак, даже не предложив им помочь.
Ему не терпелось увидеть, как загорится Гарвард-холл. Он достал из кармана зажигалку «Зиппо» и пощелкивал ею, расположившись у сумок с листовками, пропитанными горючей жидкостью. Одри взяла полицейского за голову, Лео — за ноги. Потом Лео скомандовал:
— На счет «три» поднимаем. Один, два и…
— А-а-а-а!
Охранник открыл глаза и взглянул на Одри. Ее крик разлетелся по комнате, и от неожиданности Зак выронил «Зиппо» из рук. Послышалось шипение. Мгновение спустя все вокруг них вспыхнуло с неистовой силой. Волна жара ударила им в лицо. Охранник с трудом поднялся и, пошатываясь, отстранился от Одри. Рана на его голове снова начала кровоточить. Его лицо было растерянным и перекошенным от страха, он вращал глазами и пытался что-то сказать, но из его рта вырвался лишь нечленораздельный вопль. От этого душераздирающего крика Одри будет потом часто просыпаться посреди ночи. Ноги человека пылали. Он наступил на маленькую лужу горючей жидкости, и пламя охватило его целиком. А человек все кричал и кричал, срывая голос до визга. Запах жидкости сменился вонью паленого мяса. Лео вырвало.
Они не сделали ничего, чтобы спасти охранника. Они видели, как он горел, и ничего не сделали. Никто из них не мог двинуться с места. Эта ужасная сцена словно зачаровывала их. Округлое лицо охранника преобразилось. Рот и глазницы превратились в зияющие дыры. «Как у тыквы, — подумала Одри почти в бреду. — У тыквы с Хеллоуина».
— Бежим!
Крик Зака спас их. И это был единственный его хороший поступок.
Они выскочили из здания и бросились прочь. Вслед им несся протяжный вой пожарной сирены. Все вокруг расцвело огнями. Заспанные люди выглядывали в окна и выбегали на улицу. «Огонь!» — кричали уже тысячи голосов. Гарвард-холл пылал от края до края. Друзьям было уже все равно, увидел их кто-нибудь или нет. В этот момент их головы были заняты другим. Бежать. Бежать как можно дальше. Не от огня, а от того бедняги, охваченного пламенем. От его криков, которые, должно быть, уже смолкли навсегда. И они мчались со всех ног, не разбирая дороги. Лишь когда перед ними возникла статуя Джона Гарварда, они поняли, что бежали не к машине, а в противоположном направлении. На этот раз Лео не подошел к статуе и не коснулся ее ноги в поисках удачи. После этой ночи он никогда больше этого не сделает. Казалось, Джон Гарвард смотрит теперь на них с укором. В его глазах читалось немое осуждение за то, что они сделали, и за ложь, с которой они будут жить до конца своих дней. Еще одна ложь для «статуи тройной лжи». Над головой Джона Гарварда гордо реял флаг с гербом университета и девизом: «Veritas»[8].