Пока загружалась заставка, я обливался потом. Вавила похоже чувствовал себя не лучше. Но несанкционированного подрыва не произошло. Облегченно вздохнув, я включил одну из тестовых программ, и залу наполнили порхающие бабочки.

Наверное, за нашей работой следили, и уже через несколько минут появился представитель технической службы. С ним шел бритоголовый человек в красно-черной рясе. Огромный светящийся медальон закрывал почти половин тощей грудной клетки. Из-под густых бровей с недоброй насмешкой глядели черные угольки глаз.

— Все получилось, братья?

Услышав обращение, я даже вздрогнул:

" Откуда он знает, что мы монахи?"

Но тут же сообразил, что адепты церкви "Ангела Света" тоже называли себя братьями. А к нам он так обратился в шутку.

Демонстрируя работу, я переключил программу, и по залу, сверкая огненным оперением, запорхали жар-птицы.

— А что-нибудь для посвященных? — поинтересовался бритоголовый.

— Это вы уж сами, без нас — проворчал Вавила. На что сатанист рассмеялся. Смех был приятным бархатным, но, все равно, общаясь с ним, я чувствовал, будто внутри натянута струна. И было еще одно противоречивое чувство. Человек, который стоял рядом, наверняка окажется здесь, когда сработает "адская машина". Нельзя сказать, что я его жалел. Более того, он и все, кто придет сюда через несколько дней вызывали ненависть. Но видеть его смеющегося и живого, и знать, какую приготовил ему судьбу, было до отвращения тяжело и неприятно.

"Почему Господь решил сделать это моими руками?!"

Уходя из дворца, мы невольно укорили шаг. Встретивший за воротами посредник с радостью жал нам руки. Заверил, что расплатится, как только переведет деньги заказчик. Второй посредник обещал тоже самое. А когда высаживал у закусочной на заправке, выдал небольшой аванс. Вообще, этот парень вызывал симпатию, и я очень надеялся, что, узнав о взрыве, он догадается сразу исчезнуть.

Деньги пришлись очень кстати. Ожидая фургона мы, с напарником позволили себе нарушить устав. Алкоголь нам сейчас был просто необходим. Когда, брат Иларион, поминая всех святых, повез нас по родным ухабам, Вавила, почти сразу, крепко заснул. Я же, не отрываясь, смотрел, как за окном мелькают придорожные кусты, проплывают мокрые от луга и перелески, и чувствовал, как с души сваливается тяжкий груз. Хорошо знакомый родной пейзаж сливался в единую симфонию радости и торжества жизни. О том, что случиться через несколько дней (и случится ли вообще?), я больше не думал. Главное, мне больше в этом участия не принимать!

О Маришке, тоже почти не вспоминал. Ее теперешний облик и статус исключали участие в закрытых придворных вечеринках. Так, что будет жива. И я, от всего сердца, желал ей счастья.

Эпилог

Окончание Стас прочел на следующий день. Действие происходило в скиту старца Матфея:

…Сегодня мы с Вавилой починили генератор. Наконец-то смогу закончить свои записки. Вавила через несколько дней возвращается в монастырь, и твердо намерен воплотить идею о переброске информации в прошлое. Мой скромный труд он прочел, одобрил и обещал отправить в первом же послании. Уж не знаю, кого там это заинтересует. Но, для всякого автора, перспектива обрести читателей, пусть даже в параллельном мире, привлекает.

…Уже несколько месяцев, длится наша ссылка. Взрыв прогремел в назначенную дату, унеся с собой герцога и практически всю его камарилью. Бессмертные отправились туда, где их давно ждали, а их огромное движимое и недвижимое имущество отошло под опеку императора-президента. Перемены не заставили себя ждать. Находившаяся в рабстве обслуга сверчковых ферм получила свободу. Другим кандидатам в рабы банки списали большую часть кредитов. Вроде бы и радоваться надо, но тут же возникли проблемы с ростом цен, нехваткой продуктов и дефицитом рабочей силы. В кварталах насекомоядных, грозя перерасти в бунт, поползло недовольство. Как я давно уже замечал, практически любое благое начинание имеет свою обратную сторону. Пожалуй, однозначно со знаком плюс стала только передачи части земель нашему монастырю. Там теперь руководство пытается организовать сельхоз общины — сообщества нового типа с другой моделью человеческих отношений.

Одной из таких ячеек в последнее время руковожу я. И уже понял, насколько сложна и, может даже, неподъемна эта задача. Казалось бы, бытовые трудности и производственные проблемы мы сообща с переменным успехом решаем. Но главная беда в самих людях, в их хроническом неумении жить в согласии друг с другом. Все, кто собрался в скиту, по тем или иным причинам бежали от несправедливостей мира, но они же принесли в себе частичку мирового зла. И, согласившись взять на себя руководство, я с первых же дней столкнулся с человеческой завистью, ленью, гордыней.

…Следствие по громкому делу о гибели герцога и его клана, как и ожидалось, проводил спец. прокурор. Кого-то даже заочно обвинили. Уже с месяц, как все затихло, и начальство сочло возможным наше возвращение в монастырь. Но уедет только Вавила, а мне придется нести свое послушание здесь, уже без друга и напарника. Однако, нет худа без добра! Как исключение, ввиду сложившихся обстоятельств и важности миссии, отец настоятель счел возможным снять с меня обет безбрачия. В ближайший праздник нас с Марьяной обвенчает старец Матфей. Так что, жить дальше будем не во грехе, а в любви и согласии, как законные супруги…

Порадовавшись за героя записок, Стас вспомнил о другом послании, из иного, более успешного будущего. Стало интересно, как виделся из счастливого далека наш кризисный мир студенту института "Мирового культурного наследия" Максиму. Но чтобы не смешивать впечатления, Стас решил отложить прочтение на завтра. Однако, на следующий день никакого второго послания не обнаружил. Вместо этого Магический театр рекламировал нового социального эксперта под псевдонимом Беспощадный. Ничего хорошего такая заявка не сулила, но заглянуть в блок показалось интересным.

С первых же строк возникло ощущение дежавю, но потом стало нарастать возмущение. Нечто похожее он уже читал у Швондера, выслушивал в монологах подмосковных таксистов, в командировках при общении с товарищами на местах. Нелюбовь провинции к столице была темой хорошо знакомой. Обычно Стас просто пропускал высказывания мимо ушей, и при нормальном человеческом общении предвзятая неприязнь (во всяком случае, лично к нему) проходила. Но укрывшийся под псевдонимом Беспощадный под эту бытовую неприязнь подкладывал идеологию. И это было уже намного опасней! От огульной ненависти к жителям столицы Беспощаный шел дальше. По его утверждению, для того чтобы