Ведь не будет же она вечной? В конце концов нужны какие-то шансы и тебе, и нам! Выведи нас отсюда!

— Таллер! — угрожающе прикрикнул Херфурт. — Ведь я могу и скалиться. Не играй на моем добродушии!

Таллер почувствовал неуверенность в голосе Херфурта. Да и выглядел унтер-офицер как-то не так, как раньше: согнулся, плечи его обвисли. Он постарел, лицо покрылось морщинами. Слышно было, как он тяжело дышал. Да и взгляд у него стал каким-то странным. Он то останавливался на Таллере, то блуждал где-то по небу, то скользил по вершинам сосен. Чувствовалось, что Херфурт устал, но тем не менее не хотел сознаваться в этом. Лисса к нему не пришла. Кажется, и все остальное тоже потеряно.

Таллер вошел в дом. Возле кухни он увидел Элизабет Шернер и преградил ей дорогу. Она попыталась пройти стороной, но Таллер схватил ее за руки. Элизабет резким движением вывернулась, но Таллер схватил ее снова.

— Только тихо! — пригрозил он ей.

— Не думала, что вы стали такими бандитами! — упрекнула она его.

Таллер прижал ее еще сильнее. Она тяжело дышала, но он все равно не отпускал ее. Завязалась борьба. У Таллера, конечно, хватило сил, чтобы не дать вырваться женщине. Он обхватил ее и крепче прижал к себе. Она уже открыла было рот, чтобы закричать, но он крепко прикрыл его своей ладонью. Сопротивление ее ослабевало. И вдруг перед ними появился Херфурт.

— Смотри-ка, смотри-ка, Таллер! — удивился он.

Таллер отпустил женщину, но она, как ни странно, не убежала. Они так и продолжали стоять напротив друг друга, будто это было для них делом вполне естественным и привычным.

— Господин унтер-офицер! — начал было Таллер, но Херфурт громко захохотал.

Элизабет Шернер хотела было уйти, но Таллер вновь схватил ее за руку. Женщина застонала, но он все равно ее не отпускал. Ему было безразлично, что подумает о нем Херфурт. Таллера осенила идея, она казалась ему весьма заманчивой, и к тому же он уже сделал шаг к ее осуществлению. Отступать было нельзя.

— Я отдаю ее тебе, — снисходительно произнес Херфурт. — Можешь поразвлекаться с этой самкой, которая пожалела для нас поросенка. Сгиньте прочь!

— Куда?

— Да хоть в сарай!

Таллер резко повернулся и вновь обхватил Элизабет Шернер. Он затащил ее в небольшую комнатушку, где у окна вел наблюдение солдат. Таллер быстренько выпроводил солдата и запер дверь. Элизабет стояла у окна, скрестив руки на груди. Она уже успокоилась.

— Сегодня ночью я смоюсь, — начал Таллер. — Раздобудьте для меня брюки и пиджак! Если найдется, и рубашку.

4

Из переулка Тепфергассе Раубольд свернул на Бергштрассе. Он шел к дому Хайнике. Многочасовая ходьба по неровной и скользкой булыжной мостовой вконец изнурила его. Ноги гудели. У какой-то садовой изгороди, столбы которой по форме напоминали стрелы, он остановился передохнуть. Прислонившись к изгороди, ощутил на затылке прохладу влажного металлического столба.

Утреннее солнце поднялось уже высоко. В отличие от однообразного переулка, по которому только что шел Раубольд, эта улочка почти сплошь состояла из домов балочного типа, и это ее несколько оживляло. Дул свежий ветерок. Раубольд взглянул в сторону дома Хайнике, от которого его отделяла какая-нибудь сотня шагов. С досады Раубольд даже хлопнул себя ладонью по лбу, с языка невольно сорвалось ругательство. Ведь надо же было пробродить всю ночь напролет, исколесить все эти улицы и переулки, не раз спотыкаясь о булыжники. И все только затем, чтобы сейчас со страхом отметить, что на смену ночи приходит день, а сделано так мало! Он был вне себя от злости. Раубольд никак не мог простить себе бесплановости своего ночного похождения. Ведь, кажется, чего проще: сделай сначала то, что должно быть сделано прежде всего. А радоваться только тому, что тебе поручили найти старых друзей, и в то же время ничего не сделать для этого — дело нехитрое! Раубольд постоял еще несколько минут, проклиная себя за свою бестолковость, но в то же время в душе был рад, что хоть сейчас-то вспомнил о Бергхольце.

Раубольд почти бежал по Тепфергассе. Можно было подумать, что его преследуют. Он то и дело оглядывался. Однако переулок по-прежнему был безлюден. Одни только окна смотрели с обеих сторон улицы. Торопливые шаги прохожего теперь не скрывала ночь. Дневной свет, как ни странно, таил сейчас в себе больше опасности, чем ночная мгла. Дверь дома, к которому подошел Раубольд, оказалась запертой. Он нетерпеливо постучал, и довольно громко. Затем указательным пальцем потрогал блестящую медную табличку с фамилией хозяина дома.

Дверь открыла жена Бергхольца.

— Позвольте войти? — спросил Раубольд.

— Пожалуйста, проходите.

Он вошел в кухню и остановился, широко расставив ноги: никак не мог отдышаться. Бергхольц завтракал. На деревянном кружке лежал кусок хлеба. На столе стоял горшочек со свекольником. В комнате пахло свежим кофе из солода. Домашний уют и запах кофе окончательно доконали Раубольда. Маленький и невзрачный, он поглядывал на Бергхольца, который, не поднимая головы, продолжал завтракать, размеренно пережевывая пищу. Раубольд почувствовал, как у него потекли слюнки. Он еще глубже погрузил в карманы свои руки, чтобы они не смогли случайно протянуться через стол и, не дай бог, опрокинуть горшочек со свекольником.

Человек, сидящий за столом, был бледен. Он никогда не выделялся среди других. Никогда ни на кого не повышал голоса. Он не высказывал недовольства коричневорубашечниками, соблюдал законы и терпеливо выслушивал пропагандистские речи об окончательной победе. Его знали многие, одни — лучше, другие — хуже, но никто не мог сказать, что он за человек, этот Бергхольц.

Бергхольц удивленно посмотрел на Раубольда и спросил:

— Что ты на меня так уставился? Садись.

В комнату вошла жена Бергхольца с кофейником. Пузатенький кофейник, казалось, специально был предназначен для тех, у кого пересохли глотки. Женщина налила кофе. И Раубольду тоже. Горячий крепкий кофе из солода придал ему бодрости. Только сейчас он заметил, что здорово прозяб.

— Город без света, — начал исподволь Раубольд, — А ведь городу нужен свет.

— Для чего? Для окончательной победы?

— Нет, нет. Мы должны взять власть в свои руки. Именно поэтому нам нужны свет и люди, мужественные люди с горячим сердцем.

Бергхольц намазал свекольником кусок хлеба и заметил:

— Чересчур тянучий и жидкий. Видимо, слишком много свекольного сока. — И начал крутить ложкой, чтобы не капнуть на стол.

— Еще чашку кофе? — предложила Раубольду жена Бергхольца.

Раубольд рукой отстранил кофейник. Женщина не настаивала, но и не уходила. А может, он передумает и выпьет еще кофе? Она продолжала держать в руках кофейник, от которого кое-где уже отлетела эмаль. В этих местах железо отдавало синевой. Стоя возле мужчин, жена