первоисточник, позволяющий понять, почему фашизм нельзя называть случайным эпизодом. Все, что говорит Геббельс, можно услышать и сегодня — и не только в пивной, и прочитать у некоторых авторов, озабоченных сохранением «национальной идеи», засильем «инородцев», попранием «вековечных национальных идеалов»…

Что еще есть в романе — ненависть к интеллигенции («Интеллект отравляет нашу нацию»), культ героя и воина, готовность к насильственному устранению оппонента, требования возвращения к «подлинно народным» ценностям, корням, к почве, призывы изгнать «чуждые элементы» из национальной культуры…

И полное отсутствие сомнений в собственной правоте — характерная черта людей, считающих, говоря словами одного писателя, что они обладают подлинной, всеобщей истиной, которой должен подчиниться каждый порядочный человек, чего как раз порядочный человек сделать и не может.

Молодой Геббельс пробовал свои силы в банке, пытался заработать на жизнь аукционистом на бирже. Он был неудачником, пока не присоединился к национальным социалистам.

В окружении Гитлера оказалось немало людей, которые не преуспели в искусстве и потому примкнули к нацистам. Духовный наставник фюрера и первый редактор нацистской партийной газеты Дитрих Эккарт мечтал стать поэтом и драматургом, но удался ему только перевод драмы «Пер Гюнт» норвежского классика Генрика Ибсена. Альфред Розенберг хотел быть архитектором. Лидер нацистской молодежи Бальдур фон Ширах и Ганс Франк, который был адвокатом Гитлера после путча 1923 года, а затем генерал-губернатором Польши, писали стихи. Президент имперского банка Вальтер Функ мечтал стать музыкантом, Альберт Шпеер — архитектором.

Первоначально будущий министр пропаганды работал на соперника Гитлера внутри нацистской партии — Грегора Штрассера, редактировал газету «Народная свобода» и выступал против фюрера. Молодой журналист Йозеф Геббельс даже требовал исключить из партии «мелкобуржуазного Адольфа Гитлера». Но в апреле 1926 года он приехал в Мюнхен, и Гитлер сумел привлечь Геббельса на свою сторону.

Фюрер поставил его во главе столичной партийной организации, которая поддерживала Штрассера. Геббельс провел чистку, исключив из партии четыреста человек, и поставил столичный горком на службу Гитлеру.

Геббельс превратил берлинских штурмовиков в боевой отряд, который постоянно устраивал драки с Союзом красных фронтовиков. В его подчинении поначалу было совсем немного людей, но они нагло противостояли столичным коммунистам.

В 1927 году он стал редактором еженедельника «Ан-гриф» («Атака»). В 1928 году его избрали депутатом рейхстага. В марте 1933 года он возглавил созданное для него министерство народного просвещения и пропаганды.

Геббельс не простил немецкой литературе, что она его отвергла. Он поделил литературу на «почвенную» и «асфальтовую», чуждую немецкому духу, в которую включил таких выдающихся авторов, как Томас Манн.

Душным вечером 10 мая 1933 года Геббельс устроил в Берлине сожжение книг. Штурмовики и студенты на грузовиках объехали весь город, забирая из библиотек запрещенные книги. После прихода нацистов к власти было запрещено творчество ста сорока девяти писателей, двенадцать тысяч четыреста произведений, огромная часть национальной и мировой культуры. Геббельс лично составлял этот список.

Вечером те, кто был вдохновлен идеей очищения культуры от всего чуждого национальному духу, собрались у здания студенческого клуба на Ораниенбургерштрассе, построились в колонну и с зажженными факелами двинулись к Оперной площади.

Вспыхнуло пламя, и в огонь полетела первая пачка.

Горели враги «национальной Германии», освобождая народ от порчи, открывая дорогу росту национальных сил. Толпа одобрительными возгласами провожала в огонь все новые и новые книги. Отправляя в костер очередную пачку, распорядитель церемонии громогласно провозглашал:

— Против классовой борьбы и материализма! За народную общность и идеалистический образ жизни! Я предаю огню сочинения Маркса и Каутского!

— Против декаданса и морального разложения! За строгость и нравственность в семье и государстве! Я предаю огню сочинения Генриха Манна, Эрнста Глезера и Эриха Кестнера!

— Против искажения нашей истории и принижения ее великих героев! За благоговейное отношение к прошлому! Я предаю огню сочинения Эмиля Людвига и Вернера Хагемана!

— Против антинародного журнализма космополитически-еврейского толка! За исполненное ответственности сотрудничество в деле национального строительства! Я предаю огню книги Теодора Вольфа и Георга Бернхарда!

В разгар событий на площади появился Геббельс. Он был доволен происходящим, но понимал, что сожжение книг окончательного решения проблемы не принесет. Как всякий плохой писатель, он ненавидел критиков и тремя годами позже издал приказ об уничтожении целого литературного жанра: «Поскольку и тридцать шестой год не принес заметного улучшения художественной критики, я окончательно запрещаю с сегодняшнего дня дальнейшее функционирование художественной критики…»

10 мая 1933 года костры горели не только в Берлине. Книги сжигали в Мюнхене, Дрездене, Франкфурте-на-Майне… Все ли, кто участвовал в этом, были сторонниками новой власти и разделяли программу нацистов? Нет. Но им внушили — или они поверили в то, что только таким образом можно сохранить национальную культуру, помочь народу обрести веру в свои силы, выйти из кризиса и занять подобающее место в мире.

Ветер разносил по площади несгоревшие листы, бросал пригоршни пепла под ноги завороженных зрелищем берлинцев. В воздухе ощутимо пахло горелым, но самое тонкое обоняние не уловило тогда запаха горящего человеческого мяса.

Никто из стоявших на Оперной площади не понял, что вместе с пачками книг в костер полетели и их собственные жизни. То, что началось сожжением книг, для противников режима закончилось печами лагерных крематориев; для тех, кто восторженно аплодировал штурмовикам, обернулось могилами в Сталинграде; их семьи сгорели в огромных кострах Гамбурга и Дрездена, зажженных авиацией союзников…

Но до этого было еще далеко, а пока что Геббельс наслаждался своим высоким положением.

Кому Кнут Гамсун отдал свою нобелевскую медаль

Только со стороны могло показаться, что высокопоставленный чиновник принимает посетителя. На самом деле это была встреча двух мастеров слова. Старший всемирно признан. Младший — своего рода литературный изгой, с презрением отвергнутый литературной критикой.

Правда, последние десять лет печаталось все, что выходило из-под его пера, но червь сомнения отравлял счастье: не министерский ли его пост — причина внимания издателей всей страны? Он нисколько не сомневался в своих литературных дарованиях, но жаждал их подтверждения — и не от собственных столоначальников или им же возвеличенных соловьев партии. Он жаждал чистого признания со стороны равных ему по дарованию. И этот день настал.

В мае 1943 года лауреат Нобелевской премии по литературе норвежец Кнут Гамсун выразил восхищение литературным творчеством своего молодого собеседника — имперского министра народного образования и пропаганды Иозефа Геббельса. Восьмидесятичетырехлетний норвежец даже прослезился, и министр-писатель понял, что может верить в искренность патриарха мировой литературы.

Кнут Гамсун преподнес имперскому министру драгоценный подарок — нобелевскую медаль, присужденную ему в 1920 году за его романы «Виктория», «Пан», «Голод», «Соки земли». Литературная слава Гамсуна была огромной. На родине о нем говорили как