– Если бы я сам это знал, я бы сказал.

– Я так и подумал. Короче, врач сделал рентгеновский снимок обеих ног убитого и уверенно заявляет, что никакого перелома ни в колене, ни даже в голени или в бедре у человека не было. А я не зря после тебя поехал к археологам. Профессор еще не приехал, но это никого не удивило. Он если уезжает, то всегда возвращается поздно, бывает даже, что под утро. Но это в основном когда в Махачкалу уезжает. А вот со Светланой Керимовной я поговорил. Дело в том, что она три года племянника не видела. Тот уезжал учиться за границу. Кажется, в Саудовскую Аравию, но точно она не знает. Они с Бадави Ниязовичем к тому времени развелись, и она, говорит, мало вникала в его жизнь…

– А вот в это, товарищ полковник, я никогда не поверю. Чтобы она не вникала в жизнь профессора. Она же ужасно ревнивая и навязчивая.

– Полностью тебя в этом, старлей, поддерживаю, – сказал старший следователь. – Но я вернусь к своему рассказу. А встретилась она с Мурадом только дома у бывшего мужа, когда пришла к нему делать уборку. Светлана Керимовна, оказывается, раз в две недели с этой целью бывает в квартире профессора. На мой вопрос: «Почему так редко делается в доме уборка?» – она только плечами передернула и ответила, что предлагала проводить уборку сначала каждый день, потом хотя бы раз в неделю, но Бадави Ниязович не захотел: он словно чего-то испугался и сказал, что раз в две недели – достаточно. И вообще он не сильно мусорит дома. Говорит, что чисто не там, где часто уборку делают, а там, где не мусорят.

– А чего он мог испугаться? – спросил Сергеев.

– Меня тоже его реакция смутила. И я спросил то же самое. Светлана Керимовна в ответ посоветовала задать этот вопрос ее бывшему мужу. Но сама она думает, что он водит домой молоденьких студенток. Это у нее как-то нечаянно в дальнейшем разговоре проскользнуло. Но я обратился к помощи полиции, и мне пообещали срочно выяснить этот вопрос. Думаю, завтра с утра ответ уже будет у меня. Но я больше склонен относить этот слух к необузданной женской ревности…

– Я только хотел это сказать, – согласился старший лейтенант.

– Да, я помню, что на ее ревность ты уже обращал внимание. Но теперь о самой встрече Светланы Керимовны с племянником. Она пришла, когда сам Бадави Ниязович был дома. Он и сообщил ей, что Мурад вернулся. Но эта встреча привела, надо сказать, Светлану Керимовну в замешательство. Дело в том, что Мурад, по ее словам, сильно изменился. И внешне, и внутренне. Он всегда был сдержанным человеком, даже замкнутым, углубленным в свои собственные мысли и ощущения. Можно даже сказать, что он избегал свою тетю, стеснялся выказывать ей свои чувства, хотя сама она всегда была уверена, что он ее любил, но любил по-своему, как любят только дети. Но в этот раз Мурад, сильно возмужавший, с изменившимся голосом и даже прядью седых волос на голове, вел себя совсем не так, как раньше. Он встретил тетю с распростертыми объятиями. Обнял, поцеловал, погладил по голове. Она, правда, списала это на то, что племянник просто соскучился по ней, но у меня есть по этому поводу сомнения. Дело в том, что уже при следующей встрече он снова стал сдержанным и сухим в общении, словно его подучил дядя, объяснил, как должен себя вести настоящий Мурад, которого тетя знала. Это я уже исхожу из того, что настоящего Мурада подменили кем-то с неизвестной целью.

– Значит, теперь мы точно знаем, что убитый – не настоящий Мурад.

– А вот в этом-то я и не уверен… Допускаю какую-то путаницу…

– Почему?

– А я как раз и хотел бы еще раз наши предположения проверить. Послал своего помощника в городской медицинский архив узнать о переломе ноги Керима. Должны же где-то в архиве сохраниться снимки его перелома. Я даже допускаю, что какой-то молодой врач решил перестраховаться и объявил о переломе, хотя в действительности у него был только ушиб. Такой случай произошел в моей практике. Тогда, правда, снимки перепутали. В архиве пока данные не нашли… Пообещали связаться с нами позже. Знать бы конкретную дату, когда произошел перелом, было бы проще. Спросить Светлану Керимовну я, честно говоря, не догадался.

– Это, товарищ полковник, вы ведете речь о своем непрофессионализме? Кажется, в отсутствии профессионального мастерства вы меня упрекали, когда я не догадался спросить, на чем уехал в райцентр профессор Ниязов.

– А ты, старлей, злопамятный…

– Это, товарищ полковник, не злопамятность, а элементарное чувство самозащиты.

– Допускаю. И потому охотно признаю свою вину. Но у всех бывают минуты затмения разума. Особенно если не вовремя мысль перебьют… У меня так и было. Мелькнула мысль спросить, но кто-то что-то сказал, и я забыл.

Полковник оказался более легким в общении, чем казалось вначале. Сергей Николаевич удовлетворенно хмыкнул и спросил:

– У вас на сегодня все, Нияз Муслимович?

– На сегодня, пожалуй, все, старлей. А ты еще чего-то хочешь?

– Нет, пока достаточно. Но, если у меня или у майора Одуванчикова, с которым я через пятнадцать минут встречаюсь, возникнут вопросы, можно вам позвонить? Не разбужу?

– Вообще-то я привык, что мне не дают отдыхать. Жена только нервничает…

– Ну, семейные порядки тоже нарушать не следует, – постарался войти в положение полковника Сергеев.

– Давай, старлей, так сделаем… Ты побольше вопросов накопи, а чтобы не забыть, выпиши их на отдельный лист бумаги, а утром все мне и выложи.

– Договорились, – согласился старший лейтенант и спрыгнул с бронетранспортера на крыльцо круглолосуточной офицерской столовой, где кормили, надо заметить, неплохо. По крайней мере, жалоб на работу столовой к начальнику штаба отряда, который и отвечал за ее работу, не поступало.

Глава 8

Поужинав, Сергеев направился в штаб, но дежурный по штабу сообщил ему, что майор Одуванчиков только что ушел к себе. «К себе» – это значило, что начальник штаба находится в здании казармы, где на третьем этаже у него есть комната, выходящая окнами во двор, через которые он мог видеть все, что происходит в городке. Напротив – через коридор – находился кабинет командира отряда подполковника Смурнова. Здесь же, на третьем этаже, располагались комната коменданта и канцелярия комендантской роты, совмещенная с канцелярией автороты, и два казарменных отсека – авто– и комендантской рот.

Старший лейтенант сначала больше по привычке, чем по необходимости, заглянул на второй