Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Schneller! Dort ist der zweite![4]
Рядом просвистела новая пуля. Шубин бросился обратно в лес, запетлял между деревьями и тут же свернул влево. Вдруг позади грохнул страшный взрыв: когда немцы бросились в погоню и поровнялись с лежащим на траве Колей, тот нашел в себе силы и дернул чеку на гранате, что висела на ремне. Осколками разметало переодетых фашистов во все стороны, с криками они попадали рядом с изрешеченным осколками парнишкой. Троих человек изрешетило осколками, кровь, хлынувшая из их ран, смешалась с кровью из ран Коли. Еще один стонал, щупал лохмотья ниже груди, где из разорванного взрывом живота потоком вытекала кровь. Но пятый немец бросился следом за Шубиным, держа винтовку наперевес. Глеб же упал в траву, ползком подобрался к берегу, пока его противник оглядывался по сторонам, выискивая беглеца. В лесу ему не убежать, слишком много препятствий, и немец будет гнать его прямо к дороге и укреплениям, где много охраны. Это станет ловушкой. Спасение только на берегу, где уже взрыв гранаты раскидал мертвые тела. Ползком Шубин подобрался к небольшому спуску, прокатился кубарем и, пока немец озирался, соображая, откуда доносится звук, затаился за валуном. Вот здесь отличная позиция, с которой теперь ему виден ряд деревьев. Он старался не смотреть на кровавое месиво, что осталось от Коли: «Нельзя, нельзя поддаваться боли, голова должна работать!» В нескольких метрах от него хрипел умирающий немец, он с сильным акцентом по-русски прошептал:
– Памаки, не стрелай, и мы сохраним тепе жиснь! Мне нато врач! Срочно!
Но тут в разрезе прицела пистолета Шубина возникла крепкая приземистая фигура с винтовкой. Стрелок показался из-за деревьев, вскинул винтовку и спустил курок. Грохнул выстрел, пуля с визгом отрикошетила от камня. Только Шубин был быстрее, он выстрелил из своего ТТ чуть раньше. Пуля поразила немца в шею, тот выронил винтовку и с криком упал на землю. Глеб затаился на несколько секунд за камнем, затем выглянул – его соперник не шевелился. Разведчик ползком приблизился к умирающему.
– Что вы здесь делали, отвечай! – потребовал он.
Тот бескровными губами прошептал:
– Мы апвер, разветка. Мы как русские партизаны, переодетые, шли к граница фронтов, чтобы узнать… разветка… Помоки, я умоляю…
Он дернулся раз, другой и затих, уставившись неподвижным взглядом прямо на Шубина. От досады разведчик ударил кулаком по каменистому берегу: ничего не успел узнать, еще и потерял последнего бойца из своей разведгруппы. С трудом Шубин поднялся, осмотрел пространство вокруг, но все было тихо. Мерное журчание речушки, трупы на берегу. И он, задыхающийся от боли и досады, что совершил еще одну ошибку.
Разведчик прямо в одежде вошел в холодную воду, сполоснул лицо, только внутри пожаром все так же горели боль и ярость. Как же ему хотелось отомстить за юного Кольку Воробьева, мрачного и печального Злобина, за всех, кто пал в схватке с врагами! Он ведь даже похоронить их не может по-человечески. Когда закончится война, то вернется сюда, найдет останки и с почестями похоронит героев.
Глеб наклонился, черпая пригоршнями воду, напился. После холодной влаги в голове прояснилось: «Сейчас надо собрать у немцев оружие, обыскать карманы. Скинуть трупы в воду, так сложнее их обнаружить. Раздобыть фляжку, набрать воды и затаиться в укромном месте. Ночью назад, к своим».
Мысли текли отрешенно, на распластавшегося на земле Колю Воробьева он не мог поднять взгляд. Он испытывал досаду на самого себя – не досмотрел, не подумал наперед, что мальчишка, что может не сообразить и доверчиво принять переодетых фашистов за партизан. Ведь предупреждал его об этом генерал Ростов, и он как командир группы должен был обратить внимание, объяснить Коле заранее, как себя вести с любым встречным, своим или чужим. Он виноват в смерти своего приятеля, Авдея Злобина, он виноват в нелепой гибели рядового Воробьева. Как командир разведгруппы, как старший по званию, как более старший по возрасту! Многолетняя выучка не давать волю эмоциям останавливала сейчас капитана Шубина от желания разнести все вокруг на клочки или осколки, выместить на чем-нибудь злость за собственную ошибку, цена которой – человеческая жизнь.
После щелчка затвора винтовки вдалеке он дернулся и инстинктивно устремился вперед, прямо в воду. У Глеба мелькнула мысль, что последний из немцев все-таки пришел в себя после ранения. Фашист успел передернуть затвор винтовки и выпустить пулю в разведчика. Руки умирающего были слабы, выстрел был неточным, все же задел Глеба. Голову справа обожгло сильной болью, в ухо будто ударили горящим поленом. От дикой боли перед глазами возникла черная пелена, Глеб вытянул руку, чтобы смахнуть ее, но лишь почувствовал пальцами прохладную воду, которая смешивалась с горячей струей его собственной крови.
Глава 6
Шубин открыл глаза – перед ним была темнота, он моргнул несколько раз. Темнота превратилась в сумерки с редкими солнечными прорехами в крыше шалаша из веток. Рядом раздался женский голос:
– Лежите, лежите, вы потеряли много крови. Вам надо восстановиться. Вы в партизанском лагере, в безопасности. Мы нашли вас без сознания на берегу реки. Рана небольшая, ободрало висок и ухо, просто потеряли много крови. Может быть, еще сотрясение.
Шубин прохрипел через боль в горле:
– Фляжку, вещмешок тоже нашли?
– Да, да, – маленькие руки запорхали над его головой, меняя повязку, которая пропиталась все еще сочащейся кровью. – Вы прижимали их к себе изо всех сил, все у вас под головой. Только вашу одежду я повесила сушиться.
– Спасибо, спасибо. – Глеб приподнялся на лежанке из мха, огляделся вокруг.
Он понял, что пришел в себя в крошечном шалаше, где по всему периметру были выложены лежанки из сухой травы, еловых лап и мха. Здесь партизаны пережидали немецкие облавы и светлое время суток перед началом диверсий. И сюда они принесли найденного без сознания разведчика.
Из-за резких движений пространство вокруг поплыло перед глазами, и все же Глеб удержался, выпрямился, затем попросил почти невидимую собеседницу:
– Позовите вашего командира, у меня очень важное задание. И мне нужна ваша помощь.
– Конечно. – Женщина встала, сделала пару шагов и сдвинула в сторону навешанные ветки.
У Глеба все плыло перед глазами, ухо горело огнем и саднила рана на голове. Только он усилием воли заставил себя повернуться и нашарить свой вещмешок. В насквозь мокрой