— Успокойся, я тебя очень прошу — всё так же тихо сказала Надя. Ей лицо побелело, и она растерянно смотрела на него — Давай …

— А я то, дубина, поверил тебе — перебил он её, не дав договорить. — Думал, ты не такая, как все… А это оказался очередной обман, не более того…

— Стёпа, пожалуйста… — в её голосе послышалась мольба.

— Все вы одинаковые! — вдруг крикнул он, не в силах больше сдерживаться. — Маленькие и лживые — добавил он, чувствуя, как защипало глаза. Он был готов вот-вот расплакаться, но нет — здесь он этого не допустит. Не дождётесь.

— Дурак — её лицо вдруг изменилось. — Ну и иди! — голос сорвался на крик. — Иди куда хочешь, если ты не можешь отличить, когда тебе говорят правду, а когда нет!!! Я тебя держать не собираюсь — она стояла перед ним, маленькая, собравшаяся, глаза так и сверкали от злости и обиды. Она повернулась и резко пошла обратно, потом обернулась, посмотрела на него и резко хлопнула калиткой. — Придёшь в себя — возвращайся, тут открыто! — добавила она и скрылась внутри.

Но Степа не собирался никуда возвращаться. Что бы она сейчас не говорила, он больше не верил ей. Может, она и не совсем такая, как остальные, он не хотел больше разбираться в этом. Он хотел поскорее забыть все произошедшее, от начала и до конца.

Степа шёл, чувствуя, как колотится в груди сердце, размашисто шагая и глубоко дыша. Он почти не смотрел по сторонам, глядя себе под ноги — на ровную матовую полосу асфальта внизу.

Подняв голову, он увидел ворота, отделяющие дачный посёлок. Рядом стоял охранник — тот самый, что пустил их сюда. Широко расставив ноги, он исподлобья глядел на приближающегося Степана, не сдвигаясь с места.

Не доходя несколько метров до ворот, Степа остановился и исподлобья взглянул на него. Охранник сохранял всё то же брезгливо-надменное выражение лица.

— Открой дверь — сквозь зубы процедил Степа, пытаясь сдержать себя в руках.

— А что так грубо? — переспросил охранник, подняв бровь.

Степа почувствовал, что начинает терять терпение. Даже этот мелкий клоп, какой-то охранник, сидящий тут в будке, как сторожевая собака, считает, что может говорить с ним как ему вздумается.

— Я могу открыть и сам — Степа сделал несколько шагов навстречу, продолжая сверлить охранника тяжёлым взглядом. Тот попятился, и Степа с мрачным удовлетворением заметил, что он по-настоящему испугался. Черт, он начинает получать удовольствие от того, что его боятся. Быстро сунув руку в карман, охранник нажал на кнопку пульта, и створки ворот с грохотом поползли в сторону.

Чуть ли не сдвинув охранника в сторону плечом, Степа вышел наружу и быстро зашагал прочь от ворот. Где-то через час он остановился, чтобы перевести дух, и посмотрел по сторонам.

Вокруг давно стемнело. Теперь его окружал только лес, а над головой разлилось звездное небо с одиноко висящей в стороне луной, изрезанное острыми верхушками деревьев, Было прохладно и тихо, лишь лес вокруг вел свои негромкие ночные разговоры, шелестя ветками и перешёптываясь листвой.

Степа остановился, упал на колени и тихо расплакался. Слезы текли по его лицу тяжелыми каплями, падая вниз и исчезая в ночной темноте, будто беззвучно растворяясь в ней. Все смешалось в этом крике души — усталость, обида, разбитые надежды, тоска по дому…по настоящей, искренней любви. Словно раздираемый изнутри, он вскочил на ноги и побежал, изо всех сил, практически не разбирая дороги, бежал что было сил, перепрыгивая и перешагивая всё, что попадалось ему на пути, потом брёл, остекленевшими глазами глядя себе под ноги, снова бежал…

В свою комнату он ввалился почти под утро — натруженные ноги ныли, одежда вся взмокла от пота, лицо покрыто серой дорожной пылью. До шоссе он дошёл без труда, слава богу, водитель одной из бесконечных тянущихся в город фур сжалился и подвёз его до кольцевой. А дальше Степа снова шёл пешком, пытаясь физической нагрузкой успокоить роящиеся в голове мысли.

Он открыл дверь кухни, прошёл к раковине, умылся холодной водой и сел на стоящую рядом скамью.

Отчаяние придавило его, словно огромная чёрная скала.

Ради чего это все, думал он, оглядывая стены своего унылого жилища. Ради чего такая жизнь? И за что она досталась ему?

Все без толку. Не получится у него сделать тут ничего хорошего. Ни у него, ни у кого-то другого. Им просто не дадут, да и не надо этого никому. Никому не нужно, чтобы небольшая кучка уродов-переростков жила счастливо, не чувствуя себя изгоями и отбросами общества.

Вдруг его взгляд упал на лежащий возле края стола сложенный лист бумаги. Он поднял его и развернул.

Это был лист, оставленный Колькой. Он развернул его, и вдруг ему на коленки вывалился ещё один буклет с большими буквами «YesFuture» на внешней стороне.

Степа отложил его, не разворачивая, и снова стал рассматривать вырезанную из газеты статью. Рассматривал чёрно- белые, плохого качества фотографии, читал описания, и чувствовал, как в нем что-то меняется. Что-то очень важное, хоть он и не понимал до конца, что же именно. Что-то менялось в нем навсегда. Может, это был тоже рост?

Он встал и медленно пошёл в свою комнату. Оглядел её — за те полгода, что он прожил тут, он особо и не нажил ничего ценного — разве что картины, висящие на стенах, были ему очень дороги. Но картины — это не проблема, он нарисует новые. Он достал свою единственную большую сумку и стал собирать вещи.

Через девять часов Степа вышел на последней станции городской электрички и направился в сторону выхода из города. Он прошёл первую городскую стену, миновал полицейский кордон и зашагал по дороге, ведущей на северо-восток. Туда, где его могла ждать совсем другая жизнь.

Город раскинулся по правую руку от него, спускаясь в низину. Отсюда нагромождения коробок небоскребов абсолютно не давили на него, превратившись в игрушечные домики, подобных тем, что расставляют под стеклом в архитектурных макетах. Казалось, можно взять из под ног камень, запустить его и проделать в этих хрупких белых квадратиках пару чёрных дыр.

Ладно, подумал он, исподлобья рассматривая картонные домики. Мы ещё посмотрим, что будет дальше. Да, мы растем, и нам с вами не по пути.

А вы всё мельчаете.

Все ведь развивается, правда? Время не стоит на месте, и рано или поздно оно всё расставит на свои места. Нас станет больше — и однажды маленькие люди не смогут диктовать нам, как и где нам нужно жить. Поэтому когда-нибудь мы придём, и либо положим вас всех в карман и оставим жить — так, как развлечение, как забавных зверушек в аквариуме, либо растопчем всё к чертям, заставив отдать нам все эти ваши крохотные и очень ценные штучки, от которых так неоправданно много зависит в мире.

Степа перекинул сумку из одной руки в другую, отвернулся от города и ускорил шаг.

Олег нервно барабанил пальцами по крышке лежащего на коленях ноутбука и тупо смотрел вперед — на стоящую перед ним в пробке машину. Это был старый грязный универсал — правый габарит не работал, на дворнике болталась грязная изодранная желтая ленточка, стекло изнутри покрыто исцарапанной тонировкой. Зрелище не самое радужное. И таких корыт вокруг была тьма — на сотни метров по дороге взад и вперед от них. Все двадцать полос дороги были забиты машинами, сколько хватало глаз, а сейчас они к тому же почти перестали двигаться, встав наглухо.