нового века воздействие радиоактивных элементов на биологические ткани было уже хорошо известно. Не далее как год назад советские генетики Филиппов и Надсон доказали, что радиационное облучение приводит к самым невероятным мутациям в живых клетках. И вот оно, наглядное подтверждение!

Все четверо уселись у костра. Он требовал подпитки, но никто и не шевельнулся, чтобы сходить за дровами. Не терпелось обсудить сделанное открытие.

– Радиация? – Арбель потер ладонью небритый подбородок. – Я тоже читал… Но чтобы животные превратились в мутантов, подобных тем, какие здесь водятся, необходимо не одно поколение… уф!.. Вы предполагаете, что люди научились добывать радий задолго до Марии Склодовской?

– Почему обязательно р-радий? – Вадим не хотел вступать в ученый спор, но требовалось обосновать теорию Фризе, благодаря которой все происходящее получало удобоваримое истолкование. – Чем вам не нравится уран? Его руды встречаются в природе, и, кстати, есть признаки, указывающие на то, что их залежи расположены на юге Якутии.

– Бездоказательно! – настаивал упертый служащий. – В нашем распоряжении нет достоверных фактов…

Его прервала Генриетта. Она и без фактов приняла Вадимовы допущения и заволновалась не на шутку:

– То есть если мы тут завязнем, у нас рога поотрастают? Или хвосты с плавниками? Мило! Хохлатые хохотушки хохотом хохотали…

– Не переживай, нас раньше сожрут. – Вадим привалился к глыбе и закинул руки за голову. – Начнем прения? На повестке дня пункт первый и последний: что делать?

Конструктивнее всех сегодня мыслил Фризе. Издав для разгона что-то вроде «гм… гм… упс», он разразился речью такового содержания:

– Проблем есть айн и цвай. Айн проблем – ви манн комт… как дойти до населений. Этот проблем ми не разрешайт… не имейт фозможност. Проблем цвай – есть ли в этот вальд, – он показал на лес, – радиацион. Этот проблем разрешайт фюнф минутен.

Он покопался в своем заплечном мешке и бережно поставил на траву средней величины футляр с германским клеймом.

– Счетчик радиацион. Перфект! Немецкий качестфо.

Это был прибор, чей принцип предложил восемнадцать лет назад физик Ганс Гейгер. Фактически ничего нового он не открыл, просто додумался использовать ионизационную камеру в качестве детектора радиоактивных лучей. На поток это изобретение так и не поставили, оно нуждалось в доработке. Но у Фризе в Штутгарте жил племянник Макс – мастер-умелец, – который по собственным чертежам усовершенствовал электрический конденсатор, эмпирическим путем подобрал давление наполнявших его газов и стал производить единичные экземпляры для нужд рейхсвера. Счетчик не отличался надежностью и регистрировал только альфа-частицы, но для обнаружения урановой руды этого было достаточно.

– Так запускайте же его, шайтан бы вас побрал! – вырвалось у всегда интеллигентного Арбеля.

– Айне секунде.

Фризе открыл футляр и достал из него кругляш, схожий с дымовой шашкой и снабженный сверху стеклышком, за которым виднелась шкала с цифрами. Он повозился с проводками, что-то к чему-то подключил, и шкала загорелась неярким желтушным светом.

– Ходиль и смотрель на циффер – не есть удобно, но Макс говориль, будет другой механизмен. Гейгер уже делайт нофый разработка. Детектор издафайт кланг… звучаний. Вот так: цок-цок. Комфорт!

Поделившись информацией, немец с кругляшом в руках обошел вокруг глыбы, под которой приютились путники. Черная стрелка прибора, замершая на нуле, подрагивала, но не предпринимала попыток передвинуться на следующее деление.

– Радиацион нормаль, – провозгласил Фризе. – Без отклонений от природный показатель.

– Тут-то, может, и нормаль, а где-нибудь подальше зашкалит, – предположил Вадим. – Идем вдоль берега.

Что-то подсказывало ему: если источник радиации в наличии, то он должен быть сокрыт в озере. Такие создания, как акулий налим, могли возникнуть только в зараженной воде.

– А наше барахло? – напомнила Генриетта. – Бросим? Или кто-то останется караулить?

– Нет, – не согласился Вадим. – Р-разлучаться отныне будем только в самых пиковых случаях. А барахло спрячем.

Они подыскали неподалеку подходящее углубление, сложили в него вещевые мешки и навалили сверху камней. Кто не знает, тот и не найдет. С собой, кроме оружия и радиационного регистратора, взяли немного сухарей на случай, если прогулка затянется, и переносной фонарь.

Процессию возглавлял Фризе. Прямой, на длинных ходилках, он вышагивал, словно журавль, не сводя глаз со светящихся цифр. Арбель придерживал его под руку – чтобы ненароком не оступился.

Так шли часа два. Никто их не беспокоил, слева матовым шелком рябилась поверхность озера, справа шумела остатками листвы тундра. Даже Вадим, настроив свои уши, как два локатора, не улавливал ничего, кроме птичьего щебета.

– Радиацион нормаль… нормаль… – бубнил Фризе через каждые пятнадцать-двадцать шагов.

До северной оконечности Лабынкыра оставался еще добрый десяток верст, а солнце, под вечер вынырнувшее из хмари, уже коснулось горизонта. Вадим осознавал, что продолжать изыскания в потемках нежелательно.

– Р-разворачиваем оглобли. Поужинаем, переночуем, а завтра с р-рассветом двинем снова.

– Давайте хотя бы до той косы дойдем. – Генриетта указала на песчаную отмель, вдававшуюся в озеро.

Дошли. Песок имел красноватый оттенок, тут и там вразброс лежали осколки скальных пород. Один из них привлек Вадима – на зернистой грани были начертаны некоторые из тех образин, что попались ему в пещере, где его заперли перед утоплением. Теперь он уже не воспринимал этих горгулий как выдумку древнего художника. Если уран в Лабынкыре все-таки есть и он источал свои тлетворные лучи тысячи тысяч лет, то рыбы-гибриды и двухголовые шавки могли существовать и тогда.

Подошел Фризе, постоял, уткнувшись в детектор, и вдруг в несвойственной ему манере завопил на весь околоток:

– Я! Радиацион! Ихь биль праф!

Вадим оторвал взгляд от рисунков, перевел на шкалу. Черная стрелка ожила, отделилась от нуля и запрыгала по соседним цифрам.

– Кляйн уровень, – определил Фризе, когда она угомонилась. – Уранус есть глубоко под земля. Но дно озера ниже, залежь подходиль к вассер… Загрязняйт.

– Вот ешки-матрешки! – возмутилась Генриетта. – А мы ее пьем… Наш Полкан из Байкала лакал, да не вылакал.

– Не спешите, – влез со своей ремаркой махровый скептик Арбель. – Почему счетчик показал радиацию только в этом месте? Перед тем мы прошли четыре версты – и все чисто!

– Здесь кусок земля, – принялся втолковывать Фризе. – Входиль в озеро. Берег – нет. Уранус там, унтен… внизу. Под Лабынкыр.

У Вадима родилась идея.

– Сдвинем-ка этот камень!

Они навалились, сдвинули. Он оказался не таким и тяжелым. Арбель съязвил по поводу намерения Вадима докопаться до урановой жилы, но осекся, потому что под камнем обнаружились шесть холщовых мешочков с завязанными горловинами.

– Вот вам и уран! – Вадим выдернул крайний мешочек, развязал и вытряхнул из него горстку бледно-охристых чешуек.

– Это не есть уранум! Голт! – задохнулся в ажитации Фризе. – Золотой песчинка!

Все столпились возле находки.

– Тут его фунтов сорок, не меньше! – прикинул на глаз Арбель, оглядев мешочки. – Откуда такой клад?

– Кабы знать… – Вадим завязал вынутый мешочек