Кто же первым войдет в ворота? Некоторое замешательство, обнаруженное как всадниками, так и пешеходами, объяснялось не вежливостью, а злобой. Калифорнийцы поглядывали на англичан презрительно, гневно, вызывающе. У них был такой вид, словно они готовились ринуться вперед и растоптать врагов копытами своих лошадей. По всей вероятности, им действительно хотелось это сделать. Но моряки были вооружены. Кроуджер взял с собой пистолет. На боку у Кедуолладера висел кортик.

Несколько долгих мгновений стояли соперники друг против друга, не отступая ни на шаг и не обнаруживая желания двигаться дальше. Самый воздух вокруг них казался насыщенным электричеством. Достаточно было малейшей искры, чтобы вспыхнул ужасающий пожар. Роль искры могло бы сыграть простое слово. Если бы кто-нибудь произнес его, двоим из четверых не удалось бы войти живыми в сад дона Грегорио.

Но это слово осталось непроизнесенным. Молчание нарушил Кроуджер, обратившийся к Кедуолладеру с громким замечанием, не имевшим как будто никакого отношения к задержавшимся на дороге всадникам.

— Пойдем же, Вилли! Нам предстоит нечто гораздо более приятное, чем бессмысленное торчание на одном месте. Вперед, дружище!

Эти несколько фраз разрубили гордиев узел. Проскользнув в ворота, оба моряка очутились на аллее, ведущей к дому. Сеньориты все еще стояли на верхней террасе. Глядя прямо в глаза Кармен, Кроуджер достал из кармана прядь светлых волос и прикрепил ее к своему кепи. Она рассыпалась по его плечу, словно водопад из расплавленного золота. Кедуолладер тотчас же последовал примеру друга; его нежного юношеского лица коснулись шелковистые локоны, иссиня-черные, как вороново крыло. Сеньоритам на азотее это очень понравилось. Они не замедлили наградить усердие своих поклонников. Руки их одновременно поднялись к шляпам. В следующее мгновение моряки ахнули от восторга. На токилье Кармен появилась прядь темных, а на токилье Иньесы — прядь светлых кудрей.

Едва успели влюбленные обменяться этими знаками, как оба калифорнийских всадника въехали в аллею. Дальность расстояния не помешала Ларе заметить маневры англичан. Увидев на кепи соперника золотистый локон, он пришел в ярость и совершенно перестал владеть собою. Не менее взбешенный Кальдерон тоже пришпорил своего коня. Оба всадника не въехали, а ворвались в ворота. Их план был очень прост. Они хотели заставить пешеходов уступить им дорогу и этим поставить их в смешное положение. Но план калифорнийцев потерпел неудачу. Кроуджер невозмутимо шел вперед. Беря во всем пример со старшего друга, Кедуолладер остался совершенно спокоен. Оба они чувствовали, что перевес на их стороне. Неприятель сдавался без боя. Крепость уже принадлежала им. Контратаку, следовательно, должны были начинать не они, а «кавалеристы».

— Отойди в сторону, Вилли, — сказал Кроуджер. — Этим джентльменам угодно проехать вперед. А побеседовать с ними мы всегда успеем.

Моряки медленно отступили к кустам шиповника. Проезжая мимо лейтенанта, де Лара грозно сдвинул брови и бросил на него уничтожающий взгляд. Не произнося ни слова, англичанин с любопытством посмотрел ему вслед. На противоположной стороне аллеи разыгралась несколько иная сцена. Полный мальчишеского задора мичман не удержался от шалости. Когда Кальдерон поровнялся с ним, он уколол кортиком круп его лошади. Обезумевшее от боли животное сперва рванулось в кусты, а потом неровными прыжками понеслось вперед. Свирепые возгласы Кальдерона и веселый смех молодого англичанина еще больше горячили его.

Подъехав к дому, оба всадника остановились. Они понимали, что их бравада не пройдет им даром. Лара, по крайней мере, отдавал себе ясный отчет в этом. На лице английского лейтенанта он прочел твердую решимость свести с ним счеты. Это нисколько не смущало его. Напротив, он был даже доволен. Во всем Сан-Франциско не нашлось бы человека, который лучше владел бы шпагой. Воспоминания о многочисленных победах давали Ларе право ответить улыбкой на всякий брошенный ему вызов. Не страх, следовательно, согнал румянец с его смуглых щек. Не страх провел складку на его высоком лбу. Этим человеком всецело владела страсть. Мрачный огонь вспыхнул в его сердце, когда он взглянул на азотею, у перил которой все еще стояли молоденькие испанки.

— Соблаговолите ли вы уделить мне несколько минут для важного разговора, донья Кармен? — произнес красивый авантюрист, отвешивая низкий поклон.

Старшая из сеньорит ответила не сразу. Невольная свидетельница всего происшедшего, она, разумеется, заметила, как враждебно держались по отношению друг к другу калифорнийцы и англичане. Принять тех и других одновременно казалось при таких условиях крайне неблагоразумным. Они пылали столь жгучей ненавистью, что совместное пребывание их могло привести к дуэли. Молодая девушка не знала, на что решиться. Она была хозяйкой дома, заместительницей отсутствующего отца. Английские офицеры приехали в дом по его приглашению. Вспомнив это, она перестала колебаться.

— Я не могу говорить с вами сегодня, дон Франциско. Прошу извинить меня.

— Не можете? — насмешливо переспросил де Лара. — А почему, позвольте узнать? Надеюсь, такой вопрос не покажется вам дерзким.

Вопрос его был очень дерзок, и донья Кармен почувствовала себя глубоко задетой. Она дала понять ему это если не словами, то тоном.

— Я охотно удовлетворю ваше любопытство, сеньор. Мы заняты.

— Вот как!

— Да, заняты, сеньор! — раздраженно повторила молодая девушка. — У нас гости. Мой отец пригласил этих джентльменов на весь день.

— Ах, вот в чем дело! Ваш отец пригласил этих джентльменов на весь день. Право, дон Грегорио Монтихо чересчур добр. Его любезность по отношению ко всяким чужестранцам не знает пределов. Впрочем, очевидно, донья Кармен тоже считает долгом любезничать с ними.

Дочь дона Грегорио была больше не в состоянии скрывать свое возмущение.

— Довольно, сеньор! — воскликнула она. — Кто дал вам право наносить мне оскорбление? Я не желаю слушать вас больше.

С этими словами она отступила в глубину азотеи, где ее уже поджидала Иньеса Альварец, только что оборвавшая точно таким же образом краткий, но необычайно бурный диалог с Кальдероном.

Мрачно сверкая глазами, де Лара словно застыл в седле. Из оцепенения его вывел голос Кроуджера.

— По-видимому, вы сгораете от желания извиниться перед доньей Кармен? Я могу принять за нее ваши извинения.

— Карамба! — воскликнул креол, мгновенно выпрямившись и бросая убийственный взгляд на молодого моряка. — Кто вы такой?