В тот вечер, пока мы ждали в китайском ресторанчике, где готовили еду навынос, мама кратко рассказала о событиях дня. Сначала Дебби выскользнула через открытые ворота и украла из булочной «Рингроуз» пирог, приготовленный на крестины, потом сбежал Джек, и, как будто бы этого мало, мы с сестрой провели в Лондоне куда больше времени, чем она рассчитывала, а на закуску Дебби весь день какала изюмом.

– Ну и денек! – сказала мама. – Ну и денек! – снова сказала она, закуривая очередную сигарету в ожидании еды.

Как выяснилось, мама могла сказать «ну и денек» по-древнегречески, по-латыни и по-немецки, но не всегда это выражение имело то же значение. То есть «ну и денек» по-английски значит «что за странный день», но на других языках нужно добавлять слово «странный», чтобы это выражение обрело смысл. Женщина за прилавком сказала ей, как это будет по-китайски.

Если честно, когда мама говорила «ну и денек» на всех этих языках и подробно рассуждала о значении этого выражения, она немного манерничала, но не могу отрицать, что день и в самом деле выдался престранный.

Вскоре после того странного дня к нам зашла миссис Айрис Лонглейди – подтвердить неопределенное приглашение на чай, которое она сделала, когда мы только переехали в деревню. Из-за того, что визиты нам никто не наносил, к гостям мы не привыкли и не знали, что делать, так что просто таращились на нее. Поначалу миссис Лонглейди ничего не сказала про приглашение на чай, свой визит она начала с жалоб на одного из наших пони, который на общественной дороге наступил на ногу ее дочери Мелоди. Мама посочувствовала, но тут же принялась рассказывать историю про Крошку Джека, который раздулся как шар, когда его укусила одна из пчел семьи Лонглейди.

Похоже, они достигли паритета, потому что миссис Лонглейди пустилась болтать, да так, что ее было не остановить. Но, судя по всему, вскоре сообразила, что маме ее болтовня неинтересна, потому что быстренько переключилась на меня, уставилась прямо мне в глаза и молола и молола языком, в основном о своих близняшках. Разумеется, я уже познакомилась с ними в школе. Одна вполне симпатичная, другая не вполне. Мелоди (симпатичная) и Миранда (не вполне). Вообще-то мы с Мелоди втайне подружились. Она хранила нашу дружбу в секрете, потому что ее мама не одобряла нашу маму и у нас не было человека у руля. А я хранила нашу дружбу в секрете, потому что официально нам девочки Лонглейди не нравились. Моя сестра с Мелоди знакома не была и считала, что она такая же, как и ее не вполне симпатичная близняшка Миранда, с которой сестра как раз была знакома.

Мы с Мелоди заранее договаривались о том, чтобы встретиться по дороге в школу, а возвращаться вместе мы могли на вполне разумных основаниях, поскольку учились в одном классе и жили по соседству.

Другая тайна, известная только мне и семейству Лонглейди, заключалась в том, что по вторникам Мелоди оставляли дома одну, запирая на ключ, – в этот день у ее родителей были дела за пределами деревни, а Миранда ходила в спортивную секцию. Я частенько прокрадывалась в дом Мелоди на полчасика, или она тайно покидала дом вместе со мной и смотрела на пони, так и получилось, что шетлендский пони наступил Мелоди на ногу. Дело в том, что все, кто умеет обращаться с лошадьми, знают, что делать, если пони наступит вам на ногу, – нужно пихнуть его в плечо, прежде чем пони наступит всем своим весом. Но люди, не умеющие обращаться с лошадьми, этого не знают и обзаводятся синяками. Мелоди в лошадях не разбиралась, только в пчелах, поэтому и пострадала. А чтобы объяснить происхождение синяка у нее на ноге, мы и придумали историю о том, как она нос к носу столкнулась на дороге с нашим пони.

Миссис Лонглейди поинтересовалась, различаю ли я близняшек. Я знала, что она хотела, чтобы я ответила отрицательно, но я их различала с легкостью, поэтому просто ничего не ответила. Она спросила маму, различает ли та ее дочерей, и мама премило сказала, что не различает, – очень любезно с ее стороны, потому что она их в глаза не видела. Все впечатление испортила сестра, заявившая, что прекрасно различает близняшек, поскольку одна пощекастей и позубастей.

Миссис Лонглейди категорично объявила, что близняшки совершенно одинаковые и уж точно однояйцевые. Она так напирала на то, что девочки появились из одного яйца, что я впечатлилась не на шутку, и когда вскоре в школе показывали фильм на тему полового воспитания, в котором подробно рассказывалось о чуде рождения и показали рисунок яйцеклетки, выполненный пастелью, то я восприняла эту невинную иллюстрацию как яйцеклетку миссис Лонглейди (с эмбрионами Мелоди и Миранды), а сперматозоид, на картинке проникавший в яйцеклетку, дабы оплодотворить ее, я восприняла как сперматозоид мистера Лонглейди, бухгалтера и пчеловода. Будто то были первородные сперматозоид, яйцеклетка и эмбрионы. От мысли об этом меня даже затошнило, реакция моя была бы куда менее острой, отнесись я к рисунку как к пастельной абстракции. Или как к иллюстрации разведения скота – как отнеслась моя сестра.

Я поделилась с мамой, что не могу выбросить из головы яйцеклетку и сперматозоид семейства Лонглейди. Мама сказала, что лучше бы я ей этого не говорила. Прикрывшись рукой, она посоветовала мне в качестве противоядия «Прекрассную Кассандру» Джейн Остин. По-видимому, Джейн Остин обладает свойством отгонять нежелательные мысли и заменять их созерцательными размышлениями, и полезными, и прекрасными.[8]

Но оказалось, что я слишком юна для Джейн Остин, ибо «Прекрассной Кассандре» не удалось отогнать Лонглейди, разве что необычное написание слова «прекрасный» с двойной «с» какое-то время занимало мои мысли – на мой взгляд, выглядело это не слишком правильно.

Когда же миссис Лонглейди сказала все, что желала сказать, и наконец засобиралась домой, то напоследок припомнила:

– Я ведь заскочила пригласить вас на чай завтра в три, сегодня я кое-чего испеку, так что приходите голодными.

На следующий день в три часа мы стояли у дома семейства Лонглейди. Миссис Лонглейди посмотрела в конец улицы. Она спросила, когда подойдет мама, и мы сказали, что она не подойдет, а Крошка Джек добавил:

– Она прилегла.

И миссис Лонглейди воскликнула «Ну надо же!» и после ушла, оставив нас на попечении мистера Лонглейди. А потом явились близнецы с одинаковыми косичками. Моя тайная подруга Мелоди не выдала нашей дружбы и была почти такой же злой, как ее не вполне симпатичная сестра Миранда, – я понадеялась, что исключительно ради того, чтобы скрыть, что я ей нравлюсь.

Миранду перевели на класс старше, потому что она была умнее своих ровесников, хотя на самом деле ее превосходство сводилось к вызубренной таблице умножения на восемь и слишком высокому росту. Поэтому она училась в одном классе с моей сестрой. Но, увы, после того, как ее перевели на класс старше, выяснилось, что она для него недостаточно умная. Бывает, что туфли одного размера для тебя узковаты, а размером больше велики, вот и Миранда очутилась между двумя классами (в плане ума) и знала это. И потому она быстро смекнула: чтобы не вернуться с позором обратно, ей придется списывать или пользоваться шпаргалками. Но она зря беспокоилась, нельзя перевести ребенка учиться на класс старше, а потом унизить его, вернув обратно. От такого издевательства ребенок может скатиться по наклонной и перейти в отстающие.