— Но ты же понимаешь, если она невиновна…

— Дрючин, ты наивен, как трехлетний пацан. Ты можешь поручиться, что будут копать дальше, имея потенциального убийцу в руках? Тем более неизвестно, кто там реально замешан. — Он выразительно взглянул вверх. — Кстати, ты замечал, какие у нас на потолке трещины?

— Это ты мне скажи, будут или не будут, — буркнул адвокат. — Ты же у нас в ментах ходил. При чем тут трещины?

— Правильно понимаешь! — Шибаев поднялся с дивана. — Это я у нас в ментах ходил, клиентка моя, и решать буду я. Понял? Ты тут никаким боком, так что охолонись. Я пиво купил, будешь? И копченую рыбу. Только картошки начистить. Кто дежурный по камбузу? Можно и в мундирах. На потолке трещины, говорю, и нужно что-то делать, а то рухнет на голову.

Недовольный и разочарованный, Алик весь вечер бубнил о непроходимом упрямстве Шибаева, урезонивал, доказывал, пугал ответственностью — а что, если клиентка кого-нибудь еще замочит, а? Что тогда?

— Ты же адвокат, а не прокурор, Дрючин, — в свою очередь оборонялся Шибаев, не очень, впрочем, активно — скорее поддразнивая Алика. — Почему ты так уверен, что это она? А презумпция невиновности? Из кодекса… как его? Хаммурапи!

Кончилось тем, что расстроенный Алик достал из портфеля бутылку подаренной благодарным клиентом элитной водки, и они накатили под пиво.

— И все-таки… ты… э-ээ-э… не п-прав, — подвел итог ужину Алик. — У меня п-предчувствие… а как ты знаешь… оно у меня… У м-меня нос… то есть… нюх!

— Причем длинный, — заметил Шибаев. — Всюду лезет.

— Кто длинный? — не понял Алик.

Дрючин давно спал, а Шибаев все сидел на балконе в темноте, думал. Плодом раздумий был план действий в связи с убийством бизнесмена Плотникова. История неприятная, и у него есть два выхода: ввязаться в нее или закрыть глаза. На первый взгляд просто, но, если подумать… Возникает вопрос: зачем частному сыщику ввязываться в убийство? Себе дороже. Занимается он себе мелким сыском, и пусть занимается. Выслеживает неверных супругов, ищет сбежавших партнеров, проверяет платежеспособность потенциального покупателя — и на здоровье! Занимайся своим мелким делом и не лезь со свиным рылом… С твоим умением вляпываться куда не надо, с твоим нюхом на жареное… Забудь. Без тебя разберутся. Допустим, замочила эта барышня бизнесмена… и что? Какое мне дело? А если нет — тем более. Частный сыщик вроде исповедника, ему доверяют секреты… правда, мелкие и дешевые, но тем не менее, если он будет сдавать своих клиентов ментам, то ниже и падать некуда. После той истории ему не отмыться до конца жизни. Он снова вспомнил, как торгаш сунул ему конверт, и он сначала не понял, а потом… нет, чтобы побежать, бросить гаду конверт в морду, а он сидел, сжав кулаки… Текущий момент был неподходящий, зарплату платили с перебоями, а бывшая супруга ныла, что сыну нужен компьютер. Сказать, что он на мели, Шибаев не посмел, предвидя ее реакцию. Верин новый муж не чета ему, денежный мужик, и признаваться в собственной несостоятельности ох как не хотелось! Он остался сидеть, не побежал, а потом было уже поздно. Хреново получилось. Да чего там хреново! Суперхреново! Архихреново! До конца жизни не отмыться… вот и приходится заниматься частным сыском и заглядывать в постылые замочные дыры.

Шибаев уснул в раздолбанном кресле — собрате раздолбанного дивана — на балконе и проснулся только на рассвете от холода. С удивлением оглянулся — мир вокруг был чист и беспорочен; щебетали ранние птахи, и белое, холодное еще солнце заливало все вокруг ярким беспощадным светом. В этом свете барахло на балконе — старые лыжи, поломанные удочки, ящик со старой обувью — оскорбляло глаз обыденностью, ненужностью и ветхостью.

Он взглянул на часы — половина пятого. Встал, потянулся, похрустел шеей. Постоял, задумчиво рассматривая ужасный балконный интерьер. До смерти хотелось кофе. Он представил себе дымящуюся чашку крепчайшего… Здесь?

Алик спал на диване, свистел носом, иногда всхрапывал. В воздухе стояло густое амбре перегара. Шибаев поморщился.

Он достал с антресолей пакеты для мусора, вернулся на балкон и стал аккуратно укладывать в них все подряд. Наполнив мешок, он выносил его в прихожую. Ему пришло в голову, что его тянет убирать под настроение и, как правило, на жизненном переломе в виде прелюдии к судьбоносным решениям.

Через сорок минут балкон был пуст, если не считать упомянутого кресла, еще годного к использованию. Шибаев принес швабру и старательно собрал мелкий мусор. Подумал, что неплохо бы вымыть пол, но остановил себя — не все сразу. Тем более порыв уже угасал. Он притащил из спальни плед, бросил на кресло и отправился на кухню варить кофе.

Через пятнадцать минут он лежал в кресле, задрав ноги на перила, и отпивал кофе, испытывая чувство глубочайшего морального удовлетворения. Рассеянно щурился на солнце. То, что он испытывал сейчас, укладывалось в две нехитрые псевдофилософские фразы: «Несмотря ни на что, жизнь продолжается» и «Не знаешь, как поступить, — поступай по закону», причем законом в данном случае было его собственное понятие о законности, справедливости и миропорядке, а также чувство брезгливости. Он был волком, сильным и бесстрашным, а потому не опускался до мелкотравчатых расчетов: выгодно — невыгодно, ввязаться — остаться в стороне… Если бы можно было вернуть тот подлый день своего падения… он бы… Но свершившийся факт — та реальность, то прошлое, которое изменить никто не сможет… разве что писатели-фантасты, и предаваться размышлениям — «а что было бы, кабы» — пустая трата времени.

Мир меж тем наполнялся звуками — человеческими голосами, гудением моторов, шарканьем дворницкой метлы по асфальту…

…Около одиннадцати утра Шибаев разыскал дом, где проживал еще недавно предприниматель Плотников. Небольшое шестиэтажное здание с башенками — из элитных, с двухэтажными квартирами, — торчало инородным телом по соседству с серым панельным монстром, на балконе которого сушилось белье. Двор был пуст — лишь на лавочке под тентом сидела молодая женщина в черном, а рядом в песочнице возился малыш, мальчик в белой панамке. На солнце набежала тучка, потемнело, и вдруг заморосил мелкий теплый дождь. Малыш не обратил на дождь ни малейшего внимания и продолжал возить красным игрушечным автомобилем по песку. Женщина на лавочке тоже не шевельнулась — молча наблюдала за ребенком. Она вздрогнула, когда подошел Александр, взглянула испуганно, оглянулась на пустой двор. Шибаев остановился, не стал подходить ближе. Поздоровался, улыбнулся, сказал, кивая на мальчика:

— Не боитесь, что простудится?

Женщина улыбнулась:

— Нет, Володечка у меня крепкий. Я его закаляю: и обтирание холодной водой, и босиком он у меня бегает.

Шибаев позволил себе присесть на край лавочки.

— А мой часто болеет.

— А сколько ему? — заинтересовалась женщина.

— Восемь, уже в школу ходит.

— Да, в школе они начинают болеть, стресс, нагрузки…

Шибаев рассматривал ее незаметно — тонкая, бледная, с миловидным измученным лицом, одета как монашка — в черное платье с вышивкой шелком на плечах; в вырезе виднеется тонкая платиновая цепочка. У него мелькнула смутная догадка о том, кто она…