Структуралисты пытались объяснить восприятие в терминах формы или структуры воспринимаемого. Гештальтпсихологи склонялись к тому, что определенные виды паттернов заставляют организм воспринимать их особым образом. Некоторые иллюзии, например, кажутся непреодолимыми – мы видим то, чего, как мы знаем, на самом деле нет. Ряд примеров можно объяснить с точки зрения естественного отбора: неудивительно, что, когда мы видим птицу, пролетающую за стволом дерева, мы ведем себя так, будто она, исчезая из виду, продолжает существовать, и даже видим, как она движется из одной стороны в другую, или, другой пример, когда мы наблюдаем переключение светофора с красного на зеленый. Небольшие пробелы в упорядоченном паттерне игнорируются с пользой, как мы «игнорируем» слепые пятна в наших глазах. Нам не нужно доказывать наличие структурных принципов для объяснения этих характеристик. Условности подкрепления также способствуют непреодолимости восприятия: вращающаяся трапеция, которая отказывается казаться круглой, приобретает бо`льшую эффективность, если представить ее в виде оконной рамы.

Опыт в сравнении с реальностью

Большие различия в увиденном в разное время в конкретной обстановке говорят о том, что стимул не может быть описан в чисто физических терминах. Считается, что бихевиоризм не признает важности того, «как ситуация выглядит для человека», «как человек интерпретирует ситуацию» или «какое значение имеет ситуация для человека». Но чтобы исследовать, как выглядит ситуация для человека, или как он ее интерпретирует, или какое значение она для него имеет, мы должны изучить его поведение по отношению к ней, включая его описания, а это можно сделать только с точки зрения его генетической и окружающей истории. Чтобы объяснить, как реальный мир преобразуется во внутреннюю знаковую репрезентацию, один авторитетный специалист предложил следующее: «Для того чтобы восприятие выходило за рамки показаний органов чувств, мозг должен обладать хранимой информацией, позволяющей ему использовать имеющиеся сенсорные данные для выбора между возможностями, вытекающими из прошлых ситуаций. Поведение контролируется не непосредственно стимулами… а гипотезами мозга о том, что, вероятно, находится во внешнем пространстве и в ближайшем будущем». (Это, кстати, пример современной практики избегания дуализма путем замены «мозга» на «разум». Считается, что мозг использует данные, выдвигает гипотезы, делает выбор и так далее, как когда-то считалось, что это делает разум. В бихевиористском представлении все это делает человек.) Но мы просто наблюдаем, что человек реагирует на текущую обстановку («свидетельства его чувств») из-за воздействия условий, частью которых эта обстановка и была. У нас нет оснований утверждать, что он хранил информацию, которую теперь извлекает, чтобы интерпретировать признаки своих чувств.

Часть истории, имеющей отношение к восприятию, могла произойти в ходе эволюции. То, что видится, кажется «отличным от предметного мира», например в упомянутых выше иллюзиях, в некоторых из упомянутых выше иллюзий, разум, как утверждается, «делает выводы и предсказывает реальность на основе неполных данных», но вместо этого мы должны сказать, что в силу своей генетической предрасположенности человек реагирует потенциально эффективным образом на то, что представляется отрывочными стимулами.

Психофизики наиболее тщательно исследовали соответствие между опытом и реальностью. Ранние психологи, такие как Вундт и Титченер, пытались выяснить, что человек видит (или слышит, чувствует и т. д.) под полным контролем текущих стимулов, без последствий предыдущего воздействия. Обученный наблюдатель должен был описать свои ощущения без «ошибки стимула», то есть объяснить, на что он смотрит, будто он никогда не видел этого раньше и не мог ничего об этом узнать. Он должен был видеть «пятно цвета», а не объект; ощущать соленый вкус, а не вкус соли; чувствовать тепло, а не жар солнца на своей коже.

При этом он должен был увидеть нередуцируемые элементы психической жизни, но даже тогда ощущения казались отличными от реальности, потому что изменения в стимулах не вызывали сопоставимых изменений в увиденном. Психофизическая функция, как утверждается, представляет собой связь между двумя мирами, но вместо этого мы можем сказать, что она являет собой факты о дифференцирующем контроле стимулов. Позиция сознательного содержания ослабла, когда методологический бихевиоризм, вместе с операционализмом и логическим позитивизмом, поставил под сомнение полезность ощущений как научных данных, и тогда психофизики обратились к процессу дифференцировки, в чем мы уже убедились. Но изучать дифференцировку было возможно и веря в существование мира опыта.

Дальнейшие исследования дифференцировки, особенно изучение сенсорных процессов животных, способствовали развитию прогресса. В 1865 году французский эндокринолог Клод Бернар заявлял, что «экспериментальные исследования органов чувств должны проводиться на человеке, потому что животные не могут непосредственно объяснить нам ощущения, которые они испытывают», но сегодня существует тщательно проработанная «психофизика животных», в которой контроль стимулов анализируется с большой точностью. По-прежнему можно сказать, что экспериментатор «научил животное сообщать о том, что оно видит», но результаты могут быть гораздо более последовательно изложены в терминах контроля, установленного конкретными условиями подкрепления. Из всех великих менталистских объяснений «понимание» или «знание» британских эмпириков постигла самая бесславная участь: их свели к физиологии глаза и уха.

Различие между физическим и психическим миром, наиболее часто встречающееся в западных культурах, предположительно возникло, как и в случае с предполагаемым открытием разума Платоном, в попытке решить проблему измерения ментальной жизни; в теле не хватало места для копий мира, которыми, как казалось, обладал человек. Позже, с развитием науки, возникло несоответствие иного рода. Можно ли вообще найти в природе свойства образов и идей? Используя хорошо известный пример, слышен ли звук падающего дерева в лесу, если рядом никого нет? Свет может быть вопросом частиц или волн, но он определенно не может быть вопросом цветов; зеленый не является характеристикой длины световой волны. Это не было серьезной проблемой для ранних философов, у которых не было причин сомневаться в том, что они живут в мире из цветов, звуков и так далее. Это не проблема и для миллионов людей сегодня, которые также верят, что это так. Не является это проблемой и для бихевиориста.

Утверждать, что обыватель и ученый просто рассматривают два аспекта одной и той же вещи, – значит упустить суть, потому что аспект – это то, что вызывает проблемы: люди видят разное, когда они подвергаются различным условиям подкрепления. Как и все остальные, ученый видит зеленый цвет, но он по-другому реагирует на ту же обстановку. Однако было бы ошибкой утверждать, что научные концепции строятся на основе личного сенсорного опыта. И обыватель, и ученый реагируют – одинаково или по-разному, в зависимости от условий – на особенности конкретной обстановки. (Я вернусь к личному знанию ученого в главе 9.)

Стимульный контроль поведения подвержен серьезным ограничениям. Наш генетический потенциал, например, ограничивает контроль электромагнитным излучением видимого диапазона и слышимыми звуками, и даже в них глаз и ухо