имеют свои недостатки. Однако их недостатки не являются вопросом неправильных умозаключений. Расхождения заключаются не в соответствии между опытом и реальностью, а в контроле стимулов.

Это легче донести, когда реальность сложнее. Когда злополучная война объясняется «неправильным пониманием» или семинар посвящен «расхождению между реальностью и восприятием технологических изменений», объяснение необходимо. Как мы должны воспринимать реальность войны или технологических изменений, чтобы убедиться, что они действительно были неверно восприняты? Мы всегда «имеем дело с реальностью», хотя этот термин следует понимать не только как текущее отображение. Важные различия существуют между моделями поведения, а они, в свою очередь, объясняются различиями в прошлых условиях.

Теория копий

Те, кто считает, что мы видим копии мира, могут утверждать, что мы никогда не видим мир как таковой, но и не менее правдоподобно суждение, что мы никогда не видим ничего другого. Теория копий восприятия наиболее убедительна в отношении зрительных стимулов. Они часто воспроизводятся в произведениях искусства, а также в оптических системах зеркал и линз, и поэтому нетрудно представить себе некую правдоподобную систему хранения. Гораздо менее убедительно утверждение, что мы слышим не звуки, издаваемые оркестром, а некое их внутреннее воспроизведение. Музыка имеет временны`е паттерны, и лишь сравнительно недавно появились копии, которые можно было бы использовать для мысленной метафоры. Этот аргумент совершенно неубедителен в области вкуса и запаха, где нелегко представить себе копии, отличимые от реальной вещи, и он редко, если вообще когда-либо, приводился в случае ощущений. Когда мы ощущаем текстуру листа бумаги, мы ощущаем бумагу, а не какое-то внутреннее представление. Возможно, нам не нужны копии вкусов, запахов и ощущений, поскольку мы уже физически близки с ними, и, вероятно, по той же причине мы говорим, что чувствуем внутренние состояния, такие как голод или гнев, а не их копии.

Проблема здесь в том, что понятие внутренней копии не дает никаких подвижек в объяснении ни сенсорного контроля, ни психологии и физиологии восприятия. Основная трудность была сформулирована Теофрастом более двух тысяч лет назад:

«Что касается слуха, то странно, что Эмпедокл, объясняя его возникновение внутренним шумом и предполагая, что в ухе звенит что-то вроде колокольчика, считал свое объяснение вполне ясным. И действительно, если мы слышим внутренний (шум) при помощи этого колокольчика, то благодаря чему слышим мы его звук? Это еще нужно выяснить»[20].

По мнению одного современного авторитета, объяснить, как мы видим картинку в затылочной коре мозга, так же трудно, как и описать, каким образом мы видим внешний мир, который, по утверждениям, она представляет. Поведение зрения игнорируется во всех подобных формулировках. Оно может занять подобающее ему место только в том случае, если внимание будет уделено другим терминам в условиях, ответственных за контроль стимулов.

Видение в отсутствие видимого

Когда человек вспоминает увиденное ранее, или фантазирует, или видит сон, он, разумеется, не находится под контролем текущего стимула. Не видит ли он тогда копию? Чтобы найти ответ, мы снова должны обратиться к его окружающей истории. Прослушав музыкальное произведение несколько раз, человек может слышать его, когда оно не исполняется, хотя, вероятно, не так богато и не так ясно. Насколько нам известно, без музыки он просто делает то, что делал с музыкой. Точно так же, когда человек видит человека или место в своем воображении, он может просто делать то, что он делает в присутствии этого человека или места. «Вспоминать» означает «вызывать в памяти» – другими словами, снова видеть то, что видел когда-то. Явные техники «вызывания в памяти» – это техники усиления перцептивного поведения, как мы увидим в главе 7.

Бихевиоризм обвиняют в том, что он «низвел одну из первостепенных проблем ранних психологов – изучение образа – в положение не просто пренебрежения, а позора». Я же, напротив, считаю, что он предлагает единственный способ, с помощью которого можно привести в порядок тему визуализации или воображения.

Видеть в отсутствие видимого знакомо почти каждому, но традиционная формулировка – это метафора. Мы склонны действовать так, чтобы создавать стимулы, подкрепляющие увиденное. Если мы нашли город Венецию подкрепляющей (мы ссылаемся на подкрепляющий эффект, когда называем город красивым), мы можем туда поехать, чтобы получить подкрепление. Если мы не можем поехать, мы можем купить фотографии Венеции – реалистичные цветные изображения ее самых красивых мест, хотя может быть достаточно и черно-белых набросков. Или мы можем увидеть Венецию, прочитав о ней, если мы приобрели способность к визуализации во время чтения. (Технологии значительно облегчили восприятие подкрепляющих вещей в их присутствии и, следовательно, уменьшили возможность увидеть их в их отсутствие. Два или три поколения назад ребенок читал или ему читали книги с небольшим количеством иллюстраций или вообще без них, сегодня он смотрит телевизор или читает книги с цветными картинками на каждой странице, и поэтому у него гораздо меньше шансов приобрести опыт визуализации под контролем вербальных стимулов.) Безо всякой внешней поддержки мы можем просто «видеть Венецию», потому что получаем подкрепление, когда делаем это. Мы говорим, что мечтаем о Венеции. Ошибка заключается в предположении, что поскольку мы создаем физические стимулы, которые позволяют нам увидеть Венецию более качественно, отправляясь в Венецию или покупая фотографии, следовательно, мы должны создавать ментальные стимулы, чтобы увидеть ее в памяти. Все, что нам нужно сказать: если мы получаем подкрепление за то, что видим Венецию, мы, скорее всего, будем вести себя именно так – то есть видеть Венецию, – даже если в непосредственном окружении нет ничего похожего на этот город. Согласно одному словарю фантазия определяется как «действие или функция формирования образов или представлений при непосредственном восприятии или в памяти», но мы можем сказать, что это также действие или функция видения при непосредственном восприятии или в памяти.

Мы также можем видеть вещь в ее отсутствие, но не потому, что получаем немедленное подкрепление, когда делаем это, а потому, что затем мы можем вести себя так, чтобы его получить. Так, мы можем увидеть Венецию, чтобы рассказать другу, как найти дорогу в определенную часть города. Если бы мы были вместе в самом городе, мы могли бы провести его по заданному маршруту, но мы можем «визуально провести себя по маршруту», когда нас там нет, и описать его. Мы можем сделать это эффективнее, указав на карту или набросок маршрута, но мы не обращаемся к «когнитивной карте», когда описываем то, что видим, «вызывая в памяти город». Знание города означает владение навыками передвижения по нему; это не означает наличия карты, которой нужно следовать при передвижении. Такую карту можно построить, находясь в самом городе или видя город, когда он отсутствует, но визуализация маршрута по городу для того, чтобы описать