Хорошо получилось. Алена перечитала еще раз. Так, как он сам учил — лаконично и доходчиво. Он поймет, что на нее больше нечего рассчитывать. Она аккуратно оторвала листок и удовлетворенно вздохнула. Так, теперь конверт. Вот черт! Он почему-то без марок. «Куплю марки по дороге», — решила она. Так надевать шубу или пальто? В дверь позвонили — два раза, потом еще один. Черт возьми! Кого это еще принесло? Она глянула в глазок. Впрочем, все к лучшему. И марки не нужны. Она сейчас отдаст письмо, можно сказать, прямо в руки. Радик все поймет. Он должен ее понять и отпустить.

* * *

Ольга не помнила, как дошла домой. Зачем-то ее потянуло туда, к сопернице. Бывшей сопернице. Теперь уже совсем бывшей. Та девушка, что увела у нее Андрея, умерла. Соседка сказала, что выбросилась из окна. Ольга долго стояла и тупо смотрела на дверь с пластилиновыми печатями, заклеенную какими-то бумажками. Умерла, умерла! Как все просто! Желаешь человеку смерти, и он умирает. Только нужно очень сильно пожелать. Как холодно здесь! Сердобольная соседка, принявшая Ольгу не то за подругу покойной, не то за родственницу, предложила ей воды. Ольга покачала головой. Ничего не нужно. Домой, скорее домой. Она вышла из подъезда и помимо воли подняла голову. Вон ее окна и балкон. Совсем маленький отсюда. Двенадцатый этаж. Очень высоко. Ольга опустила глаза и содрогнулась. Темное пятно на сбитом многими ногами снегу — это ее кровь. Сюда она упала. «Так ей и нужно! Так ей и нужно!» — билась в голове мысль. А в горле стоял ком. «Так ей и нужно… Она убила моего ребенка! Кровь за кровь».

Ольга не помнила, как спустилась в метро, как вышла, как дошла до дома. Только стоя перед своим подъездом, она зачем-то посмотрела на свои окна. Восьмой этаж. Тоже высоко. Если она упадет, то наверняка… Какая-то мамаша везла на санках свое укутанное чадо. Санки то и дело попадали на проплешины на асфальте. Полозья отвратительно визжали и скрипели, но мать счастливо улыбалась, и ребенок тоже. Они не слышали этих звуков, они были счастливы друг другом. Ольга тоже ничего не слышала. Но она не была счастлива.

* * *

— Оля, Олечка!! Что ты такое говоришь? Как это ты ее убила?

— Убила, Дашка. Все равно как из пистолета выстрелила. Понимаешь? Я пошла, понесла ее фотографию. И она выбросилась. Я ее убила, понимаешь? Я там была. Я видела это место. Мне страшно, Дашка! Зачем я это сделала? Я в милицию пойду. Я человека убила.

— Выпей, выпей! Валерьяночки выпей! — Даша непослушными с холода руками шарила в шкафчике. — Это совпадение, Олечка, просто совпадение! Эта дрянь, может, подцепила чего-нибудь и… Или ее саму кто-нибудь бросил. Да мало ли чего?

— Я в милицию пойду, — упрямо повторила Ольга.

— Оля, Оля! Какая милиция? Ты что? И слушать тебя там не станут. Еще подумают, что у тебя крыша поехала, и в психушку отправят. Да ты и не знаешь, куда идти, — уговаривала Даша.

— Я в наше отделение пойду. Там разберутся.

— Оля, глупость какая! Особенно в отделение! Давай сядем, подумаем вместе!

— Ну давай, — наконец согласилась Ольга.

— Никуда мы не пойдем, — приговаривала Дашка, засовывая в гардероб, подальше от глаз, Ольгины шапку и шарф. — Никуда мы не пойдем. Мы сейчас Саше моему позвоним, вот что!

— Скажи своей подруге, чтобы никуда не ходила. Сидите дома, я сейчас приеду. Адрес диктуй. Хорошо. Никому больше не звоните. Пока. — Голос Александра показался Даше каким-то далеким, глухим и чересчур жестким, и она, тихонько вздохнув, сунула трубку в гнездо.

— Сказал, чтобы мы сидели тихо, он сейчас приедет. Да не волнуйся, Оль, он приедет, и все будет хорошо. Он у меня знаешь какой… — Даша замялась.

— Какой?

— Заботливый. Необыкновенный. Он на меня такими глазами смотрит!

— И что ты в нем нашла? Ты с твоими данными могла бы…

— Да ладно! Ты сама прекрасно знаешь, что мною никто никогда не интересовался. Данные! Какие там у меня данные? Просто смешно. А он…

— Потому что ты всегда сядешь, в угол забьешься и молчишь. А ты стихи такие пишешь…

— А что мне, каждому на шею бросаться — посмотрите, мол, какая я замечательная?

— Но он-то, выходит, тебя сразу разглядел.

— Сразу, не сразу… Не знаю я, Оль. Только мне кажется, что все это не со мной происходит.

— Вот и мне так кажется… Пиццу в микроволновке по-быстрому сделать, что ли? У меня лепешки готовые есть. Твой сыщик, наверное, голодный придет.

— А Андрей? — всполошилась Даша. — Он когда придет? Ты ему ничего не говорила?

— Ты что! Как я ему скажу? Какая же я дура! Что я наделала! — Ольга закрыла лицо. Даша тихо обняла подругу и стала нежно гладить ее по волосам.

* * *

— Да, интересная история, ничего не скажешь. Мне лично все это не нравится.

— Сядь, Игорь, ради бога, не мельтеши. И без тебя ясно, что дело темное.

Ольга сидела бледная — не ожидала такого наплыва народа, рассчитывала только на одного Дашиного приятеля. И такого града вопросов тоже не ожидала. Хорошо, Андрей сегодня поехал к родителям и вернется поздно.

— Какой адрес там, еще раз напомните? — спросил голубоглазый и остроносый.

Ольга сказала.

— Это тридцать третье отделение. Нормальные ребята. Завтра все и выясню про наш трупик.

Ольгу передернуло. Мрачный мужик, огромный и широкоплечий, назвавшийся Банниковым, что-то неторопливо писал в блокноте и морщил лоб.

— Олечка, давайте еще раз. Вы пошли туда, чтобы вернуть мужа. Там поколдовали, и муж к вам вернулся. Это, конечно же, просто совпадение.

— Ничего это не совпадение, — пискнула Дашка.

— Пока будем считать это совпадением, — покосившись на нее, отрезал Банников. — Пошли дальше. Как к вам попали фотографии этой барышни и адрес? За мужем следили?

— Это в детективном агентстве узнали, — снова встряла Даша. — Очень быстро. За один день.

— Интересное дело, — протянул остроносый. — И много денег взяли?

— Триста долларов всего, — прошептала Ольга.

— Ничего себе! — ахнул Лысенко и засверкал голубыми глазками. — За день работы! Жизнью, наверное, рисковали. Да я за триста баксов… Я вам говорю — давайте уволимся к чертовой матери и откроем агентство. А девочек пригласим на ставку — пиццу делать и кофе варить.

— Вы взяли ее фотографию и адрес и пошли в это… — гнул свое Банников.

— ЧП «Черная магия»! — все никак не мог угомониться впечатлительный Лысенко.

— Она из-за этой стервы ребенка потеряла! И вообще чуть не умерла. Мне сказали…

— Даша! — оборвала Ольга подругу.

— Простите нас, Олечка. — Лысенко, казалось, был само раскаяние. — Ну хотите, я на колени стану? Работа такая. Валандаешься в дерьме, и сам…