По окончании перевода атмосфера была впечатляющая. Любой маститый режиссер от зависти непременно должен был лопнуть. Естественно – овации на бис были мысленные…

Мужская часть покидала зал, пятясь спиной. Переводчик со стула долго не вставал и позу не менял. Машинистка прикидывала, работать ей дальше на такой захватывающей работе или на следующем листе отстучать заявление об уходе. Жизнь налаживалась.

Как и следовало ожидать, возник спрос на произведение. Копия на вес виски. Спрос родил предложение. Следующий день машбюро в полном составе штамповало копии. Не обделили никого. Пэпээсники распространяли по своим каналам, бэхи – по своим. В общем, тираж разошелся на ура.

Инженера не посадили, но с работы по представлению уволили. Потому что не надо порнографию распространять.

Ха-ха-ха, то есть нет, ха-ха-ха.

У нас в училище было два корпуса: обычный, со всякой математикой, физикой и глобусом, и был секретный. Что было в секретном, я не скажу, так как давал клятву Гиппократа. А если честно, то я не помню: я очень плохо учился, вернее, совсем не учился. Все мои дивиденды были в том, что я рисовал вечные графики на все кафедры, боевые листки, стенгазеты, а по ночам – голых баб мичманам, которые потом меня подстраховывали на всех экзаменах.

Так вот в этот секретный корпус доступ был по пропускам. Такие синие ван вей тикеты, которые выдавались секретчиками по утрам и забирались в конце учебного дня. Одним из секретчиков был назначен я.

В тот день мне было безумно скучно, тоскливо, хотелось защитить Родину хоть от кого-нибудь, но подходящего никого не было. Море шумело, ветер пел, а я скучал в ожидании огромных звездюлей от командования училища: я не успел сдать в секретную часть 63 секретных пропуска! Звездюли в таких случаях были нестрашные: наряды там, общественное порицание, постановка на вид, лишение привилегий секретчиков во время больших уборок (у меня столько дел, столько хлопот, мне приказали вот немедленно явиться в секретную часть, так что вот вам моя метла, а у меня столько дел, столько хлопот!).

Я сидел с этой колодой знакомых мне уже пять лет лиц и всматривался в них. Некоторые фотографии чуть потерлись – тогда ламинации не существовало, – и мне стало как-то страшно: а вдруг их на входе в секретный корпус вахта не узнает? Ну вот стоит перед тобой курсант: лицо одно, а на фото – жопа с ушами. И я решил отретушировать хотя бы своих друзей. Карандаш «Кохинор ТМ2» заскрипел в руках, высунулся набок язык, завращались очи. Я так увлекся, что отретушировал всю роту. С удовлетворением откинулся: «Ай да я, ай да художник от Бога!»

Утром раздал всем пропуска. Меня так и не сняли с должности – я умел договариваться. Прошла неделя. Никто меня не похвалил, вообще никто моих трудов не заметил. Я ежедневно смотрел в лица сокурсников: «Ну хоть один! Ну пожалуйста!» Но нет.

После обеда меня вдруг вызывает командир роты.

Захожу в кабинет. Пунцового цвета лицо командира, нервные складки на пульсирующем лбу. Рядом сидит начальник секретного отдела. Губы поджаты. На столе лежит моя крапленая колода. И мне тут же выписали тузовый покер:

– Это что такое?

– Пропуска.

– Это точно пропуска?

– Так точно!

– А точнее?

– Так точнее!

– А вот это что?

На этих словах командир встал из-за стола, схватил несколько пропусков неудачников и сунул мне в харю.

– Это, блять, что?!

Я опустил глаза на лежащий поверх кучи пропуск в секретный корпус. На меня глянуло лицо одноклассника. Вернее, одноклассницы.

Длинные локоны тонкими прядями ниспадали на плечи, брови чуть удивленно подняты, губки застыли в маленькой обидке, глаза с томной поволокой. На шее блистал бриллиант.

– Это, блять, что такое?!

– Я хотел как лучше.

– Лучше, чем что?

– Я был уверен, что никто не заметит.

– Не заметят, как ты шестьдесят трех курсантов перерисуешь на каких-то блядей? Ты где столько времени нашел так это все скрупулезно отрисовывать? Я тебя сгною на тумбочке! Она к твоей жопе так прирастет, что ты кентавром станешь! Я на тебе на парадах скакать буду с военно-морским флагом!

– Нарисовано неплохо, – прокомментировал ситуацию начальник секретной части.

Командир повернулся к нему, превратившись за секунду из виноватого в обвинителя:

– А мне теперь что делать?

– Ну… тут уже наша промашка. За неделю ни один пропуск не был выявлен. Вахта работает спустя рукава, курсанты вообще в пропуска не заглядывают. Будем с этим работать. Будем.

– А с этим что делать? – перст воткнулся мне в солнечное сплетение, туда, где гюйс соединяется с фланелью.

– Наказать мы его не можем в такой ситуации – сами понимаете, такое оглашать нельзя. Но чтобы такого больше не было! Товарищ командир роты.

Когда секретный начальник ушел, командир объявил построение роты.

Когда все выстроились, он вывел меня на середину:

– Раздайте курсантам секретные пропуска!

– Есть!

– Сейчас у нас будет серьезный разговор о бдительности!

И я стал раздавать каждому в руки пропуск.

– Бля!

– Аха-ха-ха-ха!

– А я ниче так!

– Бусы как у продавщицы овощного!

– Ну ты и дура тут!

– На себя посмотри, шлюха!

Командир стоял и молча смотрел на нас, переводя взгляд с одного на другого.

– Рота пидарасов! – плюнул на плац и огромными шагами скрылся в провале ротного помещения.

Откуда-то справа морским бризом в висок ударил аромат «О’Жён» – мужского одеколона для вас, а может быть, для него.

Лейтенантом я получил квартиру в бараке. Ну такой барак на четыре семьи: с одной стороны две квартиры и с другой. Стенки были покрыты вечно пачкающей штукатуркой.

В принципе, эта штукатурка и была стенками. Можно было с соседями в крестики-нолики играть: ты им крестик, а они тебе нолик с той стороны выдавливают.

И тут ко мне жена приезжает. А я уже полгода без. И началось. Ну что там может в двадцать четыре года начаться? Там кончиться никак не можется: раз за разом, курить во время секса приходилось – не успевал до кухни добегать.

А за стенкой жила тетка такая нонномордюковская. Только с зоны откинулась, за убийство сидела. В части меня каждое утро подкалывали:

«А ты чего на построение пришел? Тебя тетя Света еще не зарубила?» Оказывается, мои предшественники, жившие в этом бараке, срочно съехали оттуда – тетя Света в них топор метнула и с ножом набросилась. Поэтому мне и досталось свободное жилье. А то.