Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Днем я, квохоча от ужаса, бегала по педиатрам, ночью цедила молоко и убаюкивала хнычащую дочь.
Мои косметологи – хроническая усталость и недосып – каждый день добавляли синевы в мой цвет лица. Я постоянно терла глаза, и они опухли так, будто я неделю беспробудно пила.
Я ПУТАЛА ИМЕНА И ДНИ НЕДЕЛИ. ЗАБЫВАЛА ВАЖНОЕ. УБИРАЛА РАСЧЕСКИ В ХОЛОДИЛЬНИК, В ОВОЩНОЙ САЛАТ РЕЗАЛА ЯБЛОКИ ВМЕСТО ПОМИДОРОВ И ЩЕДРО ПОСЫПАЛА САХАРОМ ЯИЧНИЦУ.
25 декабря.
Коллеги попросили заехать на работу (я была в декрете) и по возможности принять участие в совещании по теме, которую до декрета курировала я. Тот, кто за меня, еще не вполне освоился. Я хотела помочь, я люблю коллег.
«Я приеду», – пообещала я.
Совещание – в 15.00, после него мне к 18.00 – в ресторан, на корпоратив.
Молока дочери я за ночь нацедила (сон? Какой сон? Сон для слабаков!) и заморозила. Утром отправила сына в садик (он участвовал в новогодней сценке), дала ценные наставления мужу, которому доверяла нашу истеричную дочь, и уехала к визажисту, которому нужен был вагон времени, чтобы хоть как-то нарисовать мне новое лицо поверх зомбака, который живет в моем зеркале.
По пути я получила сообщение: «Зачем вы положили мышь, а не пирата?» – и долго вникала, что это, кто это, зачем это.
«Вы кто?» – написала я в ответ этому абоненту.
«Оль, вы что? Это же я, воспитательница вашего сына. У нас сегодня в садике праздник. Разыгрываем сценку из «Острова Сокровищ». Все пираты, а ваш – мышь…»
На самом деле мышь – еще не худший вариант, там был еще Санта-Клаус и Человек-паук, и вот их возникновение на «Острове Сокровищ» объяснить было бы еще сложнее, чем мышь…
«Просто дайте ему какое-нибудь задание на сцене, все быстро поймут, что у него руки-крюки, и это пират, просто в костюме мыши», – пошутила я.
Пришлось возвращаться. Преобразовывать мышь в пирата.
Потом сломя голову нестись на визаж.
По пути три раза сцедившись и перекусив булочкой с кефиром, я с опозданием влетела на совещание, прокралась к стене и, деловито кивнув коллегам, изображая солидность, грузно опустилась на крайний у стены стул.
И вот я сижу на важном совеща… Совеща… Совещании.
Я слушаю доклады коллег, они не ораторы, они чиновники, поэтому чаще всего просто бубнят в микрофон цифры отчетности, я хватаю эти цифры, пытаюсь их осознать, но поезд мыслей спикера уходит, а я отстаю. Я не успеваю понять, хорошо это или плохо – вот то, что говорит докладчик, последний вагон исчезает в дымке с последним важным месседжем, я плачу на платформе, бреду на вокзал и ложусь сразу на два сиденья в зале ожидания, женский голос объявляет что-то в микрофон, наверное, с какого пути уходит поезд на Самару, но нет, погодите, это же… тост. Я совсем перестаю понимать, что происходит и где я. Мозг, затуманенный дымкой глубокого сна, помнит, что вокруг много людей, все красивые, по очереди бубнят – праздник что ли? – поздравления… А, ясно-ясно, я веду корпоратив, так бы сразу и сказали, черт побери, а где сценарий, кто следующий тостующий, конкурсы, конкурсы нужны, но нет атрибутики, куда ж я все подевала…
– Ольга Александровна, вы готовы? – врывается в мой сон голос шефа.
Дальше рассказ коллеги. Цитата:
«Савельева вздрагивает, будто ее разбудили, отлипает от стены, около которой сидела, и вполне бодренько так докладывает:
– А кто родился в январе, вставай, вставай, вставай!
ОПОЗДУНЫ
Утром бужу сына в школу. Бужу, бужу, бужу…
– Дась, ну, вставай, опоздаем же!
И тут мой сын, 7 лет, с абсолютно моими интонациями заявляет:
– Мама, нельзя пророчить плохое. Ты же сама учила. Не говори: «Мы упадем». Даже в гололед. Это же заказ Вселенной! Надо говорить: «Хоть и скользко – мы не упадем».
– Отлично, – радуюсь я тому, что мои уроки не проходят даром. – Значит, мы не опоздаем? Даже если учесть, что зарядка через 15 минут, а ты еще в пижаме?
– Не говори: «Мы опоздаем», мам. Говори: «Мы будем ругаться с охранником, чтобы нас пустили».
Рита Петрова в редакции новичок. Работает всего две недели. Пока больше вникает в курс дела, чем работает.
Ей в почту валятся бесконечные задачи, но чтобы их выполнять, надо понимать, как это сделать, с кем, знать людей и субординацию, вникать в специфику. Напуганная Рита активно вникает, не переставая удивляться тому, какая сложная эта работа.
В том же издательстве много лет трудится выпускающий редактор, полная Ритина тезка, Маргарита Петрова.
Она в прошлом году получила премию «Редактор года», потому что у нее есть издательский нюх. Она будто чувствует, какие книги станут бестселлерами, и именно их и издает. Попасть в ее руки – мечта любого автора.
Маргарита в прошлом году издала книгу про женский орган, который не принято называть.
На обложке он написан латиницей – VAGINA.
Общество возмущенно охнуло, но книгу смели с полок, хотя маркетологи переживали, не остановит ли граждан от покупки снобизм и пуританство.
Не остановили.
Книга ушла в народ, Маргарита ушла за премией «Редактор года». Все честно.
Книгу эту опасливо и, как выяснилось, опрометчиво напечатали небольшим тиражом, и ее постоянно приходилось допечатывать. На редакторском сленге дополнительные тиражи называются «допы».
Тем утром новенькая Рита Петрова пришла на работу пораньше. В принципе, она вникла во все процессы и, пожалуй, готова была приступить к выполнению заданий, которые ей главред присылал на почту.
Она включила компьютер, вошла в свою почту и вдруг увидела письмо от главреда, в теме которого было много восклицательных знаков и призыв: «СРОЧНО, РИТА!»
Дрожащими руками Рита навела курсор на письмо, открыла его и расширенными от ужаса глазами прочла первую фразу…
– РИТА, ТВОЯ ВАГИНА – ПРОСТО СУПЕР. ВСЕ В ВОСТОРГЕ. ВСЯ РЕДАКЦИЯ, ЧЕСТНО!