24

И. С. Шмелев — О. А. Бредиус-Субботиной

20. Х.41

12 ч. дня

Дорогая Оля, получил открытку от 9, отправленную 12-го61. Зачем так — бесприветно? Наказание? за _ч_т_о?! Не заслужил я. Exprès 25.IX ты получила, знаю. A exprès — 30.IX? — писан рукой. Пропал? Значит — у тебя пропал. Он должен был получиться 4–5–6 окт., самое позднее! Неужели до того дошло, что _в_о_р_у_ю_т_ письма?! твои!! — Вот какое рабство! Проверь на почте — expres-recommendies[62]. Затем: expres-recommandies от 7 и 8.Х мне вернули, как превышающее 4 страницы (1) и «неразборчиво» — (2). От 9-го expres-recommandie должна получить 13–15, самое позднее. Затем я перестал слать заказом и exprès: 10 — открытое письмо. 11-го закрытое, 15 — тоже, два письма от 17.Х и последнее — 18.Х, закрытое. 17-го издательство послало две книги. Ты видишь, как я весь в мыслях-чувствах — с тобой! А сейчас — такая неприветная открытка! Если бы я был в горячке жажды, и мне любящая рука поднесла к губам стакан воды и… — отняла! За что?! И это — в День ангела! И это — не в мгновенье потемненья, а… — за 3 дня раздумья (отправлено — 12-го!). Никто ко мне не заходил. Я ищу возможности поехать — но надо много хлопотать, узнать, как и от кого зависит. Пишу, жду. Я сегодня напишу полный ответ на твои вопросы. Милая, как я тебя люблю, целую! Господь с тобой.

Твой Ив. Шмелев

Пиши, не мучай.

25

И. С. Шмелев — О. А. Бредиус-Субботиной

20. Х.41

6 ч. 30 мин. вечера

Оля! Дорогушка!

Ольгушечка, Олёк, Олечек, Олёль моя! Я так всегда хотел, чтобы кто-то подарил мне стило… Не знаю, почему… таил так это, _ж_д_а_л..! И — ты — _о_т_в_е_т_и_л_а_! Ты, только ты! Больше — ни от кого! не надо! — не жду. Теперь я _п_о_л_о_н! Ты — придешь. Я знаю. Ты — со мной. Твой Ив. Шмелев

Твое перо — _н_а_п_и_ш_е_т_ «Пути». Знаю. Вместе с тобой напишет.

26

И. С. Шмелев — О. А. Бредиус-Субботиной

22. Х.41 1 ч. 20 мин. дня

Полное солнце, барометр — продолжается хорошая погода. Ах, какое солнце, «солнышко» мое, — твое словечко-ласка, как я не избалован ею! (нет, неправда!) — я рад всему от тебя, даже дерг-дерг, моя дергушка, упрямка, нежка! Как одинок… Нет, теперь у меня ты, почти… Я сегодня почти не спал… вставал ночью, любовался на новую _х_о_з_я_й_к_у…62 почти хозяйку…. Не улетишь? Я просыпался часто, — ах, солнце у меня. И ночью не заходишь, незакатка! Свети, свети… мне о-чень холодно, не согревает сердца, пусто так, моя царица, Царица! Так называл тебя… — не правда разве? И вот, пришла ко мне Царица. Да. Я провидел ее приход, чудесный, животворящий. Да, все больше уловляю сходства… как это чу-дно! Так напоминаешь, бегло, неуследимо-верные черты Ее. Да, мученицы Александры. Два раза я спрашивал, _н_е_ говоря, кто это… — «о_д_н_а_ из многих моих читательниц» — спрашивал — «кого напоминает..?» И… — слово мое тебе! — говорили: «Императрицу..? Да, есть что-то… да, Императрица!» Ну, Царица… не прав я был, так именуя, отыскивая для тебя — _т_в_о_е? Конечно, прав: ты — царственная красота и прелесть. Прелесть — красота. Я открываю ценности, нетленное, в тебе, в одной тебе! Гимна не пою, ты выше гимнов, ты — _н_а_д_ ними, — для меня, любимка. О, какая, затемняющая все… о, какая, данная мне в горе, в горьком горе… в безысходном. А знаешь, как бы пошли тебе сережки!.. знаешь, такие длинные, «болтушки»! Как у Ней, ты помнишь? Есть изумруды… _г_д_е-то… ждут тебя. На розовые ушки… повесишь изумрудные «болтушки»… — дают игру и жизнь, — такое оживление дают лицу, глазам… в глазах чуть искры, от таких сережек… радостное такое, детскую открытость, вольность… играют в щечках, оттеняют шейку, эту нежность, — я так люблю висюльки эти, их игру ребячью, плеск их искр.

Да, плохая ночь и — вся с тобою. Неотступно. Тревожно-радостное — здесь, со мной! Было трудно. Очень… напряженно было… понимаешь? Переполнен, — к тебе, к тебе! Я звал тебя, моя царевна, так ждал… вдруг — чудо!? Оля, Оля… И в чувствах, те-мное… томящее… ты понимаешь… _з_о_в. Безответный. Я горел всю ночь… значит, пришло _т_а_к_о_е. Тяжела такая безответность, как в колодце. А томленье жжет, повелевает, это ожиданье, бесплодное… ну, как утрата. Что же, как Дари… зажечь свечу церковную и жечь под грудью?63 Не поможет. Не услышу, в таком _о_г_н_е. Дивлюсь. А… годы? Их нет, я юный, будто… сильный… я _х_о_ч_у! Значит, пришло, _т_а_к_о_е. Давно не приходило, уходило — в другой пожар — в творенья ликов, _л_ю_д_я_м. Им _д_а_в_а_л_ всю силу, творящую живое, для них «зачатие» — в пространство, в ветер. О, если бы… живая сила, твоя, твое желание, жгучее, в томлении, в крике-зове, встретилось с моим..! Бог благостию освятил бы _н_а_ш_е… дитя мое, заветное твое — желанное… зажглось бы солнце, новое, двойное! Оля, Оля… жди… верь. Но долго ждать нельзя. Могут сохраняться цветы под снегом, но… цвести не могут. Для меня. Но — как мы чувствуем друг-друга, как мы _з_н_а_е_м_ сокровенное друг-друга! Как _н_а_ш_л_и_ друг-друга! Потерять? Жизнь можно потерять, но — не друг-друга. Я счастлив в малом — и огромном. Для кого-то мало, а для меня — иначе не умею принимать — огромно, — Дар твой. Стило… «картинка», явленье в грезе. Ты. Я счастлив, почти. И… мало, мало… — уже мало. И потому такая ночь — вся — зов. Долго так нельзя, я знаю. И… вот как хочу в «Пути»… — так я оголодал, своим, привычным, — эликсиром жизни для меня. Не хочет спать воображенье, хочет — _ж_и_т_ь. Пусть призрачно все это — так вот _ж_и_т_ь… но не могу _н_е_ жить. Оля, оба мы от жизни получили великую награду, оба. Вот она, награда эта — страдание. Это великий мастер, Гранильщик славный, — Гранильщик сердца. Без мастера такого — и живое — камень, без игры, ну… мертвый камень. Гранильщик тонко, хитро нас огрАнил, миллион фасеток выгранил, все, все, что только можно сделать с сердцем, с духом, с душой бессмертной. В каждую фасетку, гранку… вбросил искру, Гранильщик славный, Гений. Вбросил и — зажег. Мы оба носим эти искры света, огня чудотворящего, игры бессмертной. Наши самоцветы ведут игру лучами, в искрах, радугой сверканий. Не награда? Ей нет цены. Дорогой Ценой мы куплены — для жизни, для прославленья высшего начала в нас, во всем. Надо вернуть Гранильщику хоть часть Им данного,