Единственная проблема – отмена «Гонки старшеклассников», срыв ежегодника и победа над Люком Павелом не особенно помогли этим ученикам. Они вообще им не помогли. И я наконец поняла, что даже мне все эти меры не помогли.

Миссис Эулалия и миссис Фрэнни были правы. Мои действия не приведут ни к чему хорошему. Но уже слишком поздно. Слишком поздно для «Гонки старшеклассников». Слишком поздно для ежегодника. Но не поздно для Люка Павела.

Я подскочила, схватила свои вещи и побежала по коридору к администрации.

Распахнув дверь, я скорее с отвращением, чем с удивлением, обнаружила, что Глэдис Болгер подскочила на своем стуле метра на полтора и начала колотить по телефону, будто он был покрыт пауками. Я сердито уставилась на нее, решив рассказать папе о ее поведении после того, как все закончится, и ворвалась в его кабинет. Он был один и сидел за столом, уткнувшись лицом в ладони.

– Где Люк Павел? – крикнула я.

Отец поднял голову:

– Только что ушел. Я предложил ему закрыть интернет-газету.

– Он согласился? Он же не согласился, верно? – с надеждой прошептала я.

Папа посмотрел на меня с холодной усмешкой:

– Согласился? На что? Я угрожал ему исключением, Блайт. Таково наказание за издевательства над кем-либо, предусмотренное моей политикой нулевой терпимости. Люку не с чем было соглашаться. Либо он прекращает издавать газету, либо не получит аттестат об окончании школы. Почему тебя это шокирует? Я сделал все, что ты хотела.

Я приросла к ковру, мой разум витал где-то в облаках. В ушах шумело, а под кожей бился пульс. Казалось, что я оказалась в безвоздушном пространстве.

– Папа, думаю, я совершила ошибку, – шепотом произнесла я.

Я бежала. Бежала, не разбирая дороги, и плакала. Мимо размытыми пятнами проносились шкафчики. Я все еще слышала в ушах разъяренный голос отца. Видела замешательство на его лице. Разочарование в глазах. Да что там – обвинение!

Я завернула за угол и продолжила бежать, думая, что когда-нибудь доберусь до выхода. Но вместо этого оказалась в тупике – им заканчивался коридор, ведущий в столовую. Вместо выхода перед глазами оказался огромный, отвратительный горчично-зеленый флаг Эш-Гроув с воинственными орлами. Я развернулась, чтобы побежать обратно, но увидела, как кто-то пересекает коридор в самом конце. А когда поняла, кто это, то застыла на месте.

И до того, как Люк Павел успел меня заметить, нырнула в женский туалет.

Прислонилась к кирпично-бетонной стене и соскользнула по ней на пол, а слезы текли все быстрее. Я плакала, не в силах остановиться, поэтому просто ждала, когда слезы иссякнут. Спустя несколько минут, в течение которых меня била дрожь и мучила икота, мой мозг наконец позволил телу слегка расслабиться. Я заставила себя вдохнуть и выдохнуть. Хотя дышать удавалось только через рот. Нос полностью заложило. Глаза не открывались. Возможно, именно поэтому я не сразу заметила, что у потолка клубится дым.

Сначала я подумала, что горит здание школы. А потом под дверью кабинки для инвалидов увидела ноги. Одну пару ног в плотных, черных, высоко зашнурованных ботинках и вторую – в лакированных туфлях «Мэри-Джейн».

– Дженна? – позвала я. – Это ты? Сай?

Дверь в кабинку приоткрылась, и выглянула Дженна. Она увидела меня и начала хохотать. Она вновь исчезла, а затем очень громко произнесла:

– Это всего лишь Блайт!

Я услышала, как фыркнул и засмеялся Сай, а затем засмеялась и Дженна. После чего они вышли из кабинки.

– Черт возьми! – сказала Дженна, пытаясь прислониться к подоконнику за ее спиной. – Я думала, нас застукали!

Снова впав в истерику, они с Саем цеплялись друг за друга, покачиваясь то влево, то вправо.

– Ребята, вы под кайфом? – Я оттолкнулась от стены и встала. – О господи, вы курите травку в школьном туалете. Как банально. Боже, это плохое занятие.

Сай несколько секунд качал головой, а потом наконец сказал:

– В эти туалеты никто никогда не заходит.

Дженна подошла ко мне и обняла:

– Что случилось? Это из-за папы?

Я кивнула, и ее розовые взлохмаченые волосы уткнулись мне в щеку.

Дженна отодвинулась от меня и схватилась за мои плечи. На ее лице расцвела улыбка, а брови затанцевали вверх и вниз.

– Хочешь курнуть?

Сай помахал перед моим лицом небольшой серебристой трубкой. Она была очень похожа на ту, что подошла бы садовому гному.

– Ох, нет! – Я выдавила смешок, чтобы быть вежливой, но отклонила предложение. – Нет, спасибо. Спасибо, но нет. Спасибо.

Сай поставил локоть на руку Дженны, все еще вцепившуюся в меня.

– Не хочу тебя разочаровывать, Блайт, но ты уже накурилась, – сказал он, взмахнув трубкой в воздухе и закрутив дымок в воронку.

И ребята снова превратились в фыркающую и хихикающую массу.

Конечно, они были правы. Вероятно, здесь было достаточно дыма, чтобы свалить лошадь. Мне не хотелось добавлять к длинному списку причин ненависти моего отца ко мне еще и «наркоту», поэтому я собрала вещи и попрощалась с Саем и Дженной. А затем распахнула дверь, готовясь глотнуть хоть немного свежего воздуха.

Но вместо этого встретила Люка Павела. Он ждал меня снаружи. Скорее всего, он все-таки заметил меня.

По какой-то непонятной мне причине первой моей мыслью было: «Я, наверное, выгляжу как кикимора. И пахну так же».

Но я оттолкнула эту мысль, и за ней последовала вторая: «Люк взбешен». Не зол, не сердит, не разгневан. А именно взбешен. Это самое подходящее слово.

– Кайфанула? – спросил он. – А что же скажет на это наш дорогой папочка?

– Нет! – запротестовала я. – Я не…

– Да ладно. – Он снисходительно ухмыльнулся. – Я с другого конца коридора почуял запах. Ты можешь и дальше врать. Но твои покрасневшие глаза о многом говорят.

Я открыла рот, чтобы объяснить, но он шагнул ко мне.

Я инстинктивно отступила.

Люк кивнул на дверь:

– Похоже, ты уже начала праздновать. Тебя можно поздравить. Ура, Блайт. Ты победила. Так держать. Надеюсь, ты счастлива, в отличие от остальных. Тебе понадобилось менее двух дней на то, чтобы насолить всей школе. Ты как ураган. Ураган «Блайт», четвертая категория гребаной бури. О, это, без сомнений, было общественное самоубийство. Но тем не менее оно впечатляет.

Я стояла и молча внимала упрекам Люка. Я могла отрицать травку, но не все остальное. Пыталась держаться достойно, но к этому моменту мои глаза слишком привыкли плакать. Слезы потекли без предупреждения. Я старалась сдержать их, но от этого только безудержно трясся подбородок и дрожали губы, а крупные слезы все катились и катились по лицу.