ментальности по-прежнему затруднителен из-за теоретической неразработанности проблемы и устойчивого неприятия со стороны позитивистских настроений научной среды. Начатые сто лет назад исследования (Ф. Н. Финк, И. А. Бодуэн де Куртенэ, Карл Юнг) грешили оценочными квалификациями, схематизмом и сведением ментальных различий к типу религиозной веры и психологическим особенностям нации.

Оценить современные точки зрения также еще только предстоит. Накопилось множество версий, однако заметно, что все они кружат в замкнутом пространстве семантического треугольника. О чем бы ни говорил современный лингвист, он обязательно ввергает нас в омут нерасчлененной троичности, и вся задача его состоит в умении представить компоненты такого синкретизма аналитически. В известном смысле это процесс совмещения дедукции с индукцией: схема готова, но эмпирические факты необходимо в нее уложить, по возможности не повредив логике.

«Семантический треугольник» представляет взаимное расположение возможных на сегодняшний день позиций:

В целом, традиционно философские номинализм, реализм и концептуализм в познании использовали «обратную перспективу» и тем самым сближались с сакральным восприятием равноценности (соответственно) идеи и слова, идеи и вещи, слова и вещи; наоборот, нео-позиции направлены прямой перспективой (соответственно) на вещь («вещизм»), на слово («буквализм») или на идею («идеология»). Все это — современные точки зрения на объект, научные по существу.

Позиция концептуалиста — от идеи к линии слово—вещь, позиция современного неоконцептуалиста прямо противоположна, он толкует готовое знание в идее, озабоченный связью «слова и вещи». Позиция номиналиста — от вещи к линии идея—слово, позиция современного неономиналиста прямо противоположна («назад к вещи!»), он озабочен познанием сущности вещи, исходя из связи слова и идеи. Позиция реалиста — от слова к линии идея—вещь, позиция современного неореалиста прямо противоположна, он изучает сознание, применительно к нашей теме — движение и развитие концепта в поле сознания, его становление в слове исходя из единства идеи и вещи. При этом все течения методологической мысли с нео — статичны, они занимаются проблемами синхронически, коренные же направления исследовательской мысли динамичны, по традиции их интересует развитие познания, становление сознания и накопления знания. Беда неономиналистов и особенно неоконцептуалистов состоит в том, что они призывают к возвращению в концепт и потому в узко лингвистических исследованиях они сосредоточены на поисках этимона, принимая его за концепт (новый концепт оказывается равным старому, исходному) и при этом игнорируют моменты становления концепта в форме понятия через этап образа. В результате для них знак омертвляется, остается неизменным, равно как и означенная им вещь. Такая — неисторическая — позиция определяет полное невнимание к изменениям внешней формы, которая в таком случае признается абсолютной и тем самым скрывает внутреннее движение содержательных форм концепта (образа, понятия и символа).

Говоря о «трехмерном пространстве языка» и трех его парадигмах, Ю. С. Степанов утверждает троичность «рядов» сущего: чисто материальных — вещей (из них вытекает «идея прогресса»), чисто концептуальных — слов (из них вытекают идеи числа, божества и т. д.) и чистого концепта в сочетании с материей — «концептуализированные области», которые порождают культурные парадигмы (эпистемы) как наиболее общие идеи. Сопряжение всех вершин семантического треугольника вполне естественно: в XX в. завершилось постижение его компонентов последовательным развитием номинализма, реализма и концептуализма, окончательно осознана функциональная сущность «концептуального квадрата». Разработка проблем ментальности ведется с различных позиций, увеличивая число возможных точек зрения на объект; они предстают все сразу и одномоментно.

Например, Ю. С. Степанов, соглашаясь с тем, что направление исследования от языка задано «самим языком в его внутреннем устройстве», осуждает позицию от слова (философский реализм) за то, что, согласно такой точке зрения, воображаемый мир идей признается равноценным миру реальному, что будто бы призывает к переустройству последнего по идеальным принципам (но как быть с виртуальным миром Интернета, нацеленным на такую же перекодировку реального мира?). Как совместить с этим принцип деятельностного сознания, неясно; сам Ю. С. Степанов склонен вернуться к номинализму Аристотеля — отношение идеи и слова к вещи, данное «референционно». В процессе деятельности мы либо преобразуем семантику, идя от идеи (концептуализм), либо вербально конструируем слово. Через образ-концепт автор как бы хочет увидеть «мерцание имени», но при этом на первое место ставит коммуникативный аспект языка, поскольку «только суждение структурирует действительность» (подмена понятий: коммуникативный аспект речи, а не языка, для которого важен речемыслительный аспект). Однако, несмотря на постулируемый номинализм, в основных своих трудах Ю. С. Степанов предстает как концептуалист, его характеризует явная устремленность от готового знания (линия слово — вещь) к идее как цели; он говорит о телеологичности знака и идеи. Таким образом, наблюдается совмещение двух гносеологических позиций. По своему мировоззрению сторонники подобной точки зрения (особенно отечественные романисты) являются неоконцептуалистами, устремленными к уточняющему познанию идеи, а по своему научному методу выступают неономиналистами, озабоченными познанием мира вещей (влияние англоязычной философской традиции).

Концептуализм в различных его оттенках присущ когнитивной лингвистике и представлен во многих работах по ментальности, см. исследования В. Айрапетяна, Е. С. Кубряковой, З. Д. Поповой и И. А. Стернина. Основные работы этого направления рассмотрены в книге двух последних авторов «Очерки по когнитивной лингвистике». В действительности это первый, чисто интерпретационный, подход к уже полученному знанию, герменевтическая попытка по-новому истолковать известные факты, идеи и теории. Не случайно предметом изучения когнитивной лингвистики становятся концепты "ум", "разум", "истина", "мысль", "знак", "правда" и подобные (см. работы М. В. Пименовой и др.), они помогают решать поставленные в исследовании задачи. Теоретические установки такого подхода к теме заимствованы из западных источников (З. Д. Попова и И. А. Стернин, Ю. С. Степанов), при этом в роли концепта вполне может быть представлена формула речи (как «белая ворона» у И. А. Стернина), говорят об «индивидуальной концептосфере» и даже о концептосфере текста (В. Айрапетян), даже о «когнитивной философии языка» (А. В. Кравченко). Основные понятия когнитивной лингвистики — «концепт», «концептуализация», «категоризация», «концептосфера» («картина мира»), причем концепт понимается по-разному, иногда достаточно широко как оперативная единица ментального лексикона и языка мозга (Е. С. Кубрякова). Это «этимологическое» толкование концепта, определяемое самим термином, с которым смешивается концепт — «понятие». Следовательно, это пустое понятие. Более точно в этой связи говорится о «константах» (Ю. С. Степанов) или о «прототипах» (А. В. Бондарко).

Близки к этому направлению работы, которые рассматривают концепты на лексическом уровне (Л. Г. Бабенко, Г. Г. Волощенко, М. В. Ильин, А. А. Камалова и др.), особенно путем сопоставления с другими языками (В. Г. Гак, М. К. Голованивская, М. В. Пименова, С. Г. Тер-Минасова и др.). В очень серьезном исследовании М. В. Ильина рассмотрено развитие политических концептов с