Сидя за столом со своей старой и новой семьей, я как никогда остро ощущала свое одиночество.

Естественно, все заметили отчуждение между мной и Харальдом. Мы и сидели рядом, как положено супругам, но между нами как будто проходила стена. Никаких прикосновений, ни единого лишнего слова.

Все деликатно молчали. Даже про синяки его и мои ничего не спрашивали, но я то и дело ежилась от любопытных взглядов, направленных на меня. Все они — родители Харальда и мои собственные — обвиняли в ссоре именно меня.

Я с трудом высидела до конца завтрака. Едва позволил этикет, встала из-за стола и покинула обеденный зал. За мной следом отправился дядя Олаф. Вид у него был обеспокоенный.

— Что у вас стряслось? — спросил он, когда мы вышли в коридор.

— Ума не приложу, — всплеснула я руками. Мне было неловко признаваться в том поцелуе. Это была моя постыдная тайна. Достаточно того, что ее знает Харальд. Вон к чему это привело.

— Завтра днем мы с твоей матерью уезжаем, — напомнил дядя. — Ты останешься одна. Тебе придется справляться самой.

— Все будет хорошо, — кивнула я.

— Придумай, как помириться с Харальдом. Не знаю, что ты натворила, но ты обязана это исправить, Фрея, — велел дядя.

Похоже, все в этом замке сердились на меня. Это невыносимо! Я впервые подумала, что, возможно, ноша, которую взвалили на мои плечи, слишком тяжела для меня. Я боялась не справиться. Страшно представить, чем обернется мой провал.

Харальд продержался недолго, прежде чем нарушил собственное слово. Он не смог промолчать. Что ж, этого следовало ожидать. Младший брат всегда был слабым, неспособным разобраться в одиночку со своими проблемами. Чуть что, жаловался отцу. Так он поступил и в этот раз.

На следующее утро после брачной ночи я не пошел на завтрак. Видеть Фрею после всего, что между нами произошло и притворяться посторонним, было выше моих сил. Я скорее вовсе откажусь от еды, чем добровольно пойду на эту пытку.

Я как раз собирался присоединиться к дозору и объехать с отрядом стены крепости, когда меня вызвали к отцу. Едва войдя в кабинет и застав там Харальда, я понял, о чем будет разговор.

Как ни странно, в тот момент я испытал облегчение. Я боялся, что правда выйдет наружу, это тяготило меня. Но вот все почти случилось, и мне стало легче. Хотя бы о страхе можно забыть.

И все же я сделал вид, что не понимаю, зачем меня позвали:

— В чем дело? — спросил. — Я собирался в дозор.

Брат буравил меня взглядом полным ненависти. Похоже, он еще не рассказал отцу о моем поступке. Ждал моего прихода.

— Харальд о чем-то хотел поговорить со мной в твоем присутствии, — подтвердил отец мою догадку.

— Пусть говорит, — я кивнул брату.

Тот замялся. Я все еще не терял надежду, что ему хватит здравого смысла промолчать. Не ради меня, а ради себя. Брат не понимал, что эта история в первую очередь скажется на нем и на Фреи. Но даже я не представлял, каким кошмаром обернется этот разговор.

— Мы слушаем тебя, Харальд, — кивнул отец.

Брат походил на котелок с кипятком. Он закипел, но его не сняли с огня, и в итоге у него сорвало крышку. Набрав полную грудь воздуха, Харальд заговорил: быстро, расплевывая слюну и захлебываясь звуками. Словно боялся, что его перебьют и заставят умолкнуть. Слова сыпались из него по сотне за минуту.

— Он присвоил мою жену! — сразу перешел на крик Харальд. — Связал меня, переоделся в мою одежду и отправился к Фрее. Ночью в парадной опочивальне был не я, а Арнэй. Смотри, он ударил меня! — брат ткнул пальцем в синяк. — Я думал, что смогу это вытерпеть, но это выше моих сил! Видеть жену и знать, что ее касался другой — невыносимо. Я требую сатисфакции. И расторжения брака.

Он говорил и говорил, сыпал проклятиями в мой адрес. Мужская истерика — неприятное зрелище, так что я отвернулся. Перевел взгляд на отца. Хотел понять, что мне грозит, а увидел иное.

Отец был плох. Бледный как полотно, он откинулся в кресле и держался за сердце. Обвинения Харальда, все эта грязная история сказалась на его и без того ужасном состоянии.

Именно тогда я по-настоящему испугался. И в страшном сне я не мог представить, к чему приведет этот разговор.

— Заткнись! — перебил я брата.

— Не смей указывать, что мне делать! — взвизгнул он.

— Посмотри на отца. Ты довел его до припадка. Немедленно беги за лекарем.

Наконец, до Харальда дошло, что происходит что-то из ряда вон. Посмотрев на отца, он застыл. Помощи от него ждать не имело смысла.

— Помоги отцу, — сказал я, выбегая из кабинета. Придется делать все самому.

Я мчался со всех ног, на ходу выкрикивая:

— Лекаря! Быстрее! В кабинет. Отцу плохо.

На шум сбежались слуги, они помогли с поисками. Вскоре лекарь был найден. Вдвоем мы вернулись в кабинет. Матушка уже была там. Дурная весть быстро облетела замок.

К нашему приходу отец потерял сознание. Мы перенесли его в спальню. Лекарь проводил осмотр, а мы ждали его вердикт.

Мама сидела на кровати и держала отца за руку. Мы с братом стояли у двери. Харальд наклонился ко мне и прошептал:

— Это твоя вина. Ты убил отца.

Я вздрогнул. Можно было возразить, что всему виной неумение брата держать язык за зубами. Но в глубине души я знал, что Харальд прав. Это мой поступок запустил эту цепочку событий. Я — отцеубийца.

В глазах брата я прочел ненависть, я был ему противен. Но мое отвращение к самому себе было во стократ сильнее.

Мне казалось, я падаю. Лечу спиной вперед в бездонную пропасть. Небо все дальше от меня, а тьма вокруг все гуще. Еще немного и она поглотит меня целиком. Я просто захлебнусь в этом кошмаре.

Лекарь завершил осмотр и позвал нас в смежную комнату.

— Состояние главы крепости крайне тяжелое, — сказал он. — Боюсь, он не выкарабкается.

— Нет, — всхлипнула матушка.

Она пошатнулась, и я поддержал ее за локоть. Сам я в этот момент ничего не чувствовал. На меня навалилась тупое безразличие. Когда боль от раны слишком велика, ты в первый момент ее не ощущаешь. Это защитная реакция тела. Видимо, с душой также.

— Молитесь, госпожа, — вздохнул лекарь. — Если ему кто-то и поможет, то только боги. Я уже бессилен.

А ведь это лучший лекарь крепости. Если он сдался, то надежды практически нет.

— Я буду дежурить подле господина и постараюсь облегчить его страдания, — с этими словами лекарь вернулся в спальню.

В гостиной мы остались втроем. Естественно, Харальд тут же рассказал все матери. Похоже, он вовсе не способен держать язык за зубами.