Итак, под давлением Николая Воложский оставляет преподавательскую деятельность. Наверняка он затаил зло на Сосновского и ждал удобного момента. Говорят, что месть – это блюдо, которое нужно подавать в холодном виде. Сейчас блюдо Воложского совсем остыло. Шутка ли, прошло целых двадцать лет! Да, но ведь в момент убийства именно Сосновский отдавал пачку денег убийце. Что-то не совсем логично. Хотя, скорее всего, теперь уже Игорь шантажировал Сосновского, подловив его на чем-то. На чем? Хм, да вот хотя бы на финансовых махинациях. Ведь говорили же соседки Николая Петровича, что в бытность свою председателем кооператива он, как бы это сказать помягче, подворовывал. Наверное, этот факт каким-то образом стал известен Игорю, и Воложский потребовал от Николая Петровича плату за молчание. Получил ее, а потом не выдержал, вспомнил старую обиду и… Однако это не более чем версия, как говорится, фактики в мире галактики, поэтому надо все тщательным образом проверить. Именно этим я сейчас и займусь.

В это время зазвонил телефон.

– Алло, Тань, чем занимаешься? Погодка как на заказ! Поехали на пляж? Я уже почти собралась, у меня свободное время до двух.

Все это моя подруга Светка-парикмахерша выпалила на одном дыхании.

– Привет, Светик, – ответила я, дождавшись окончания Светкиной тирады. – Извини, но сейчас никак, расследую очередное дело.

– Вот всегда ты так, – недовольно протянула подруга. – Ведь договорились же на днях съездить.

– Светуля, не обижайся. Да, я помню, что-то такое мы планировали. Но тогда я еще была свободна как ветер, а сейчас увы. Я себе уже не принадлежу.

– Да, Иванова, в этом ты вся.

– Светик, обещаю, как только закончу дело…

– Мы с тобой поедем на пляж и проторчим там до…

– До скончания века, – закончила я фразу. – Клянусь.

Я нажала отбой, потом вынула из сумочки листок, на котором Наташа записала координаты Воложского, и набрала домашний номер художника. Ответили не сразу. Наконец я услышала бархатный баритон:

– Чем могу служить?

– Могу я услышать Игоря Александровича?

– Вы уже его слышите.

– Игорь Александрович, я хочу заказать вам свой портрет. Мне вас рекомендовали.

– А хоть и не рекомендовали. Приходите, посмотрим, что с вами можно сделать.

«Многообещающее начало, – подумала я. – А главное, какой тон!»

– Адрес мой у вас имеется? – поинтересовался Воложский. И сам же ответил: – Надо полагать, имеется, раз по рекомендации.

– Мне к вам домой? – решила уточнить я.

– Домой? – Он расхохотался. – Нет, дома я не работаю. Приезжайте в мастерскую. Улица Союзная, 20, цокольный этаж, вход с улицы.

– Поняла, – ответила я. – Когда мне подойти?

– Тэк-с, сейчас у нас девять. Скажем, часам к одиннадцати устроит?

– Вполне.

Занятный тип, и манера общения у него интересная, вальяжная какая-то. Ладно, на месте сообразим, что к чему. А сейчас надо собираться. Что бы такое надеть? Я отодвинула в сторону дверцу шкафа-купе и окинула взглядом свой гардероб. Потом сдвинула ряд вешалок-плечиков и вытащила один из комплектов – темно-зеленую юбку-карандаш и жакет с рукавами три четверти из натурального льна. Его изюминкой был стоячий фигурный воротник. Я надела черные туфли на шпильках, волосы собрала на затылке и скрепила заколкой с инкрустацией. Легкий дневной макияж, черная сумочка – я оглядела себя в зеркале и осталась довольна. Теперь в путь.

Добравшись до мастерской, я спустилась по ступенькам и вошла в зал. В просторной студии царил полумрак. Несколько минут я привыкала к нему после яркого солнечного света и поэтому не сразу заметила художника. Он стоял сбоку от двери, как будто поджидал меня.

– Игорь Александрович?

– Он самый.

– Здравствуйте, я звонила вам час назад.

– По поводу портрета? – уточнил он и вышел вперед, оказавшись передо мной.

Теперь я разглядела его как следует. Темноволосый, высокий, выше меня на целую голову, а я далеко не дюймовочка, да еще на высоченных шпильках. Несколько портила впечатление залысина спереди. Зато бакенбарды; кажется, я только на старых портретах видела такие. Воложский выглядел гораздо моложе своих лет. Сколько ему? Наташа говорила, около полтинника? Я бы не дала ему больше сорока. Моложавый, подтянутый. И бездна обаяния. Одет он был в белые летние брюки и белую рубашку с короткими рукавами.

– Игорь Александрович, меня зовут Татьяна.

Он рассматривал меня с ног до головы довольно долго. Так, во всяком случае, мне показалось. Наконец осмотр закончился. Он отошел на шаг.

– Вы, Татьяна, подождите немного. Мы с ребятами сейчас закончим. – Он повернулся и пошел в глубь студии.

Я оглянулась. По правую сторону от меня стоял длинный диван, остальные три стены были увешаны картинами, которые вот так, при беглом осмотре, было не понять. Не исключено, что и после долгого всматривания эти образы так и остались бы тайной за семью печатями. Было, однако, и нечто, что объединяло все полотна, – изображения как будто бы парили в воздухе. Ясное дело, Марк Шагал местного разлива, на картинах которого что-то летает. Справедливое прозвище. Хотя парение в воздухе холстами не ограничивалось. С потолка свисали колокольчики фэн-шуй, воздушные шары, какие-то детские погремушки. А вот, кстати, и портрет. Но какой! Лицо как в кривом зеркале: щеки вытянуты, нос приплюснут, один глаз выше другого. Бр-р, ужастик какой-то.

Я прошлась вдоль стены и заглянула в дальнюю комнату, куда ушел Воложский. То, что я там увидела, повергло меня в еще большее удивление. Почти под потолком на каком-то сооружении, напоминающем строительные леса, лежали обнаженные парень и девушка. Точнее, парень нависал над девушкой на вытянутых руках. Это напомнило мне картину Шагала «Над городом». Я видела ее в Третьяковке, еще когда школьницей была с родителями в Москве. Изображенная на картине пара – сам Марк Шагал и его невеста Белла Розенфельд. Они наконец-то встретились после долгой разлуки, и им так классно вдвоем, что они парят на крыльях любви над Витебском, родным городом Шагала. Под ними маленькие, словно игрушечные, домики, сарайчики, еще какие-то сооружения. Все покрыто туманной дымкой, которая придает изображениям сказочный вид. Примерно так рассказывала нам экскурсовод.

Воложский стоял за мольбертом и делал паре замечания:

– Больше экспрессии! Что вы как замороженные! Яна, ты летишь и изумленно обозреваешь землю. Где изумление? Тим, тебе тоже интересно, что происходит внизу. А ты как будто вагонетку с углем толкаешь!

– Игорь, я уже час опираюсь на вытянутые руки. Какой уж тут интерес!

– Поговори еще.

Воложский сделал еще несколько мазков и вдруг отбросил кисть в сторону:

– Все, на сегодня закончили. С вами просто невозможно работать.