– У врача так и не была? Не показывалась? Не обижайся, но сама подумай…

– Я не обижаюсь, – прохладно ответила я. – Ты кому-то рассказала про… ну про то? В кинотеатре?

– Ты что?! – вскинулась Ира. – Никому я ничего не говорила!

От сердца немного отлегло. Значит, просто показалось, что на меня смотрели как на экспонат кунсткамеры.

– У тебя горе. Отец, теперь дядя Альберт… Ты так реагируешь, это понятно! Но на себя посмотри! – Косогорова говорила торопливо, наверное, боялась, что я ее остановлю.

– Что со мной не так?

– Высохла вся, руки…

– Что с руками? – вздрогнула я.

– Они дрожат!

Это ладно. Я уж испугалась, вдруг на кистях видны шрамы от порезов.

– А волосы! Волосы! – не успокаивалась Ира. – Тебе же двадцать с копейками!

– Волосы-то тут при чем?

– Ты хоть видишь, сколько в них седины! – почти прокричала Косогорова.

Вахтерша строго глянула на нее из-под очков.

Я бросилась к зеркалу и чуть не заорала сама. Как я не заметила?! Утром смотрелась в зеркало, но ничего не увидела! В темных волосах тут и там змеились серебристые пряди. И как много!

– Разве ты не знала? Все сегодня увидели…

Так вот почему так смотрели!

– У тебя сильный стресс. Волосы за один день не могут поседеть! Это ненормально! Срываешься, в обмороки падаешь… Покажись врачу, пускай что-нибудь назначит! – Ира нервничала, вертела кольца на пальцах.

– Спасибо, что волнуешься за меня, – проговорила я.

Нестерпимо хотелось уйти отсюда, залезть в свою машину, остаться одной. Но приятельница не отставала, говорила и говорила, убеждая позаботиться о здоровье.

Наконец прозвенел звонок, Косогоровой надо было бежать: начался семинар. Мы наспех попрощались, и я с облегчением покинула институт.

Ни к какому врачу, конечно, не собиралась.

А вот краску для волос купить следовало.

Тот самый косметический магазин, сертификат которого мне подарили на кафедре ко дню рождения, был неподалеку от института. Я выбрала оттенок краски, максимально приближенный к моему естественному цвету, и направилась к кассе.

И снова какая-то мысль пощекотала меня, дразнясь и не давая себя поймать. Я упускала некую важную деталь. Какую, в конце концов?!

Выйдя из магазина, пропитанного ароматами духов, вдохнула полной грудью и направилась к машине. Хотела сесть за руль, но внезапно передумала. Закинула коробку с краской на сиденье, захлопнула дверцу. Здесь совсем близко – вглубь, во дворы. Проехать сложно, лучше прогуляться пешком.

Я решила сходить в церковь. Желание пришло неожиданно: раньше я никогда не ходила ни в мечеть, ни в христианскую церковь. Дома хранилась маленькая потемневшая икона, оставшаяся от мамы, которая была крещеной. Изредка я доставала ее с полки, вглядывалась в потемневшее от времени изображение. Чувствовала при этом только грусть по маме, ничего больше.

Веровала ли мама в бога? Я не знала, мы с отцом об этом не говорили. Был ли верующим он сам? Папа отлично знал историю религий – и православия, и мусульманства, и буддизма. Читал Библию и Коран. Помнил даты религиозных праздников. Но веры не было. Возможно, ее подорвал ранний уход жены. А может, не было и прежде.

Настоятельная потребность зайти в храм поразила меня. В какой именно, православный или мусульманский, не имело значения. Просто я знала, что неподалеку есть церковь, и направилась туда.

Церковь была выстроена не так давно: богатый человек решил пожертвовать на благое дело. Современная, из белого и красного кирпича, она горделиво сверкала новенькими золотыми куполами. Во дворике были разбиты круглые клумбы, стояли скамейки и урны.

Я медленно поднялась на высокое крыльцо. Служба закончилась, народу было немного. Внутри оказалось просторно и светло, горели свечи. Иконы были тоже новенькие, красочные. Впереди, под потолком, разноцветные лампочки образовывали надпись «Христос Воскрес!». Сейчас лампочки не горели.

Нерешительно помявшись у входа, я двинулась дальше. Что полагается делать в церкви? Наверное, надо купить свечки и поставить к иконам.

Слева и справа от входа располагались широкие прилавки. На них плотными рядами лежали книги, большие и маленькие иконы, распятия, крестики, цепочки и много чего. Торговля шла бойко. Девушка примерно моих лет выбирала колечко. Мужчина купил массивный серебряный крест и поинтересовался:

– Для автомобиля иконки есть?

– Конечно, – ответила молодая женщина в скромном светлом платочке и принялась показывать требуемое. Мужчина качал головой, перебирая образа и распятия.

– Что вам? – вполголоса деловито осведомилась другая продавщица. Я сразу не заметила ее, потому что она копошилась под прилавком и только сейчас вынырнула оттуда.

– Дайте свечки, пожалуйста.

– Выбирайте – по двадцать, тридцать пять или дороже?

Я купила три самые дорогие, не взяла сдачу и направилась в глубь церкви. Расставила свечки у образов. Постояла и посмотрела на иконы. Теперь я и сама не понимала, чего хотела от этого посещения. Надеялась на озарение? Ждала, что откроется истина, придет понимание, что со мной происходит?

Но ничего такого, разумеется, не случилось. Я вообще не ощущала здесь присутствия бога, какой-то святости или еще чего-то возвышенного. Обычное помещение, где на стенах висят красивые картинки, а сквозь аромат воска и ладана пробивается свежий запах краски. Да и прилавки эти…

Ненамоленное место, всплыло в памяти. А может, бог просто не захотел показать мне своего присутствия. С чего бы? Всю жизнь я о нем не вспоминала, а тут вдруг решила, что он явит себя по первому зову.

Так или иначе, зря пришла.

Из-за алтаря вышел священник в нарядном золотистом облачении. Он тоже был молодой, под стать церкви. Быстро зашагал к выходу, и из-под подола выглядывали белые кроссовки. Я развернулась и пошла следом.

Священник стоял на крыльце и беседовал с молодой парой. Судя по обрывкам фраз, речь шла о крещении младенца. Я начала спускаться по лестнице и вдруг споткнулась от неожиданности.

Что-то щелкнуло в моей голове, и я вспомнила то, что упускала из виду. Теперь я точно знала, что меня беспокоило. Вот тебе и озарение.

Я сбежала со ступенек, пытаясь привести мысли в порядок. Надо тщательно все обдумать, понять, действительно ли все это имеет важное значение.

Азалия знала, что дядя Альберт умер, хотя никак не могла этого знать! Вот что крутилось у меня в голове.

Когда Зоя Васильевна позвонила сообщить о его смерти, мачеха нежилась в ванной. Звонок был на городской телефон, но подслушать по параллельному аппарату она не могла. Душевая кабина телефоном не оснащена, переносных трубок в квартире нет. Телефонной розетки в ванной комнате – тоже. Выходит, возможность, что Азалия взяла стационарный аппарат и подключила там, исключалась.