Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я слышу лишь мальчика, лежащего на асфальте, который смотрит на меня с благоговением на лице. Под яркими лучами солнца мои растрепанные волосы светятся, как нимб.
– Ты… Ты ангел?
Глава 9
Одна неделя проходит за другой, будто ничего и не случилось.
На самом деле… И правда ничего не случилось.
По крайней мере, Кэл ведет себя по-прежнему. Мы с ним не стали лучшими друзьями. Подумаешь, всего-то простое прикосновение, от которого мое сердце зашлось в бешеном ритме, и комплимент, который я прокручивала в голове раз за разом последние четырнадцать дней.
Такой уж я человек. Хватаюсь за соломинку, даже когда она обращается в прах от малейшего прикосновения.
Мне не за что ухватиться.
Я так хочу, чтобы Кэл начал относиться ко мне иначе – как к девочке, которую он знал, как к подруге детства, – что вижу знаки, которых нет.
Кэл ведет себя как порядочный человек. Я не сомневаюсь, что он и есть хороший, порядочный человек, несмотря на внешнюю угрюмость и отстраненность. Люди прячутся под маской, когда не хотят, чтобы их видели. Но ведь я уже видела Кэла. Я знаю его сердце не хуже, чем свое, и мне больно от мысли, что он пытается его похоронить.
В пятницу после полудня я как раз пшикала на окно в лобби средством для очистки стекол, когда дверь в комнату отдыха резко распахнулась и снова захлопнулась.
– Ты что, выкинула нашу еду из холодильника?
Я бросаю взгляд через плечо. Кэл стоит позади меня. Вязаная шапочка темно-зеленого цвета сползла на затылок, обнажив сердито нахмуренный лоб, – так сильно Кэл хмурится только в моем присутствии. Он сложил руки на груди, обтянутой серой майкой, и ждет, пока я разозлю его еще сильней.
Он не пришел на мое выступление неделю назад. И сегодня едва ли придет, да и в будущем тоже. Наверное, я никогда точно не узнаю, зачем он явился той ночью и сказал мне своим хриплым, незабываемым голосом, что я пою, словно ангел.
Ну и ладно. Мне просто нужно выкинуть это из головы.
Я жизнерадостно улыбаюсь, протирая стекло. Веко Кэла дергается в такт скрипучим звукам.
– Едой это было три месяца назад. С тех пор она превратилась в биологическое оружие.
– Я серьезно.
– Я тоже. Если б я могла, то надела бы скафандр, прежде чем ее выбрасывать.
Он хмыкает.
– Мило.
Я невольно улыбаюсь еще шире, хотя Кэл едва ли это оценит.
– Я помыла холодильник и оставила все, что не было просрочено. Три из десяти твоих персиковых йогуртов уцелели. Остальные скисли еще до моего рождения.
Он не улыбается. Впрочем, он никогда не улыбается, так что я не принимаю это на свой счет. Я работаю здесь уже больше месяца, но ни разу не видела Кэла с радостным выражением лица.
Мысленно оплакав неудачную попытку его развеселить, я снова поворачиваюсь к стеклу. Концы волос щекочут меня меж лопаток.
Я даже не слышу, как он подходит ближе.
Кэл начинает говорить, стоя у меня прямо за спиной. Я чувствую тепло его тела через вязаное платье горчичного цвета.
– Спасибо, – произносит его негромкий баритон.
От его близости по моей спине пробегает дрожь.
От хрипотцы в его голосе.
От манящей, опьяняющей энергии, которая от него исходит, несмотря на неприветливый настрой.
Уму непостижимо.
Кэл – это загадка, от которой у меня путаются мысли, ослабевает самоконтроль, а сердце выпрыгивает из груди. Я ничего не понимаю.
Я сжимаю тряпку и медленно поворачиваюсь, стараясь сохранить на лице непринужденную улыбку.
– Да не за что. Тебе просто не хватает женской руки.
Кэл наклоняет голову набок и прищуривается. Между нами повисает напряженная тишина, а потом он говорит негромко:
– Вот как?
Я слышу в его словах игривую нотку.
Я уверена.
– В мастерской, – добавляю я, неловко покашливая. Почему я не умею говорить, как нормальный человек? – Чтобы убираться и все такое.
– Понятно.
Я ощущаю прилив дурноты, вспомнив все двусмысленности, которые наговорила Кэлу за последние шесть недель.
Их было немало.
Я намереваюсь сменить тему, как вдруг Кэл резко замирает у приемной стойки и его спокойствие исчезает, как будто его и не было. На смену ему приходит раздражение.
– А орхидея куда подевалась?
Я моргаю.
– Что?
– Орхидея, черт побери. Цветок, который стоял на приемной стойке, Люси.
Я колеблюсь. Смотрю на стойку, потом на Кэла. На его лице читается даже не раздражение, а ярость. Под обтягивающей майкой перекатываются мускулы. Он смотрит на меня зло и обвиняюще.
– Ну я… Я ее выбросила. Она же завяла.
– Неправда.
Не знаю, почему его это так волнует, но орхидея абсолютно точно была мертва. Она уже начала гнить.
– П-прости меня. Хочешь, я куплю новую? Могу хоть сейчас сбегать в магазин.
Он сжимает переносицу и тяжело вздыхает. Потом потирает челюсть. Не отрывая взгляда от стойки, он медленно качает головой, будто не может смириться с мыслью, что в лобби больше нет мертвого растения.
– Черт возьми, я же каждый день ее поливал. Почему они вечно вянут?
Я пристально его разглядываю. Его взгляд чуть смягчается; зарождающаяся на горизонте буря отступает. Он слегка расслабляется – напряжение покидает его тело.
Дело тут явно не в цветке.
Но я опасаюсь его расспрашивать.
Потом я наконец осознаю, что он сказал, и озадаченно хмурюсь.
– Кэл, их нельзя поливать каждый день. Орхидеи поливают раз в неделю. Моя мама их обожает. Когда я была маленькая, у нас был полный дом орхидей. – Кэл смотрит вниз, на свои потертые ботинки. Он снова напряжен. Я мягко добавляю: – Ты их убивал.
Он резко поднимает голову.
В его глазах бушует пламя. Инстинкты подсказывают мне отступить, скрыться, но вместо этого я кладу руку ему на предплечье. Его мышцы перекатываются под кожей, когда я провожу большим пальцем по татуировке.
Черепа и скелеты. Мертвые останки.
Смерть.
Мне так хочется вдохнуть в него новую жизнь. Я делаю шажок вперед и сжимаю его руку. Впервые в жизни я молчу. Просто стою, держа его за руку, и приподнимаю голову, чтобы встретиться с ним взглядом. Тепло улыбаюсь, под стать моему прикосновению.
Между нами вспыхивает искра.
Под моими пальцами разгорается жар.
Я делаю вдох и жду, чтобы он сказал хоть что-то. Надеюсь, он разделит со мной свою ношу.
На мгновение мне кажется, что он вот-вот заговорит. В его глазах читается что-то уязвимое; его губы чуть приоткрываются.
Но потом он сбрасывает мою