руку, раня меня в самое сердце.

Я отшатываюсь.

Кэл потирает предплечье, будто пытаясь избавиться от памяти о моем прикосновении. Он делает шаг назад, глядя на меня в упор. Я вижу, как он замыкается в себе. Его слова душат меня, словно густой черный дым.

– Не трогай, – цедит он сквозь зубы, отходя еще на шаг. – Не трогай то, что тебе не принадлежит.

Смысл этих слов обрушивается на меня неподъемным весом. В глазах мутится, а в ушах что-то звенит. Он говорит не про еду в холодильнике. И не про орхидею.

Он имеет в виду себя.

Даже если бы он взломал мою грудную клетку и выдернул наружу ребро, мне было бы не так больно.

Боже.

На его лице мелькает виноватое выражение, прежде чем я возвращаюсь к окну и снова пшикаю чистящим средством.

Тряпка движется вверх и вниз, налево и направо.

Скрип, скрип, скрип.

Может, я была неправа. Может, мальчик, которого я обожала, пропал навеки, сгинул после всего, что произошло.

Он по-прежнему стоит за мной, и я слышу его фирменный вздох, но не оборачиваюсь. Я не хочу показывать ему свою боль.

А улыбнуться я сейчас не сумею.

Так что я продолжаю тереть стекло, пытаясь отвлечься и не думать о прошлом, чтобы привыкнуть к настоящему.

Я справлюсь.

Я смогу забыть, что он значил для меня когда-то.

Наконец Кэл уходит. Его шаги звучат в такт елозящей по стеклу тряпке.

Скрип, скрип, скрип.

Топ, топ, топ.

Дверь в рабочую зону захлопывается, и я даю волю слезам.

22/10/2013

«Желтые орхидеи»

Я обожаю приходить в гости к Люси. Мы с ней едим кисло-сладкие мармеладки, смотрим старые выпуски «Мурашек» по «Нетфликсу». Сочиняем песни, пока она играет на гитаре. Тайком читаем исторические любовные романы ее мамы и смеемся до слез.

А еще я люблю приходить к Люси, потому что ее мама выращивает орхидеи.

Это такие красивые цветы. Утонченные. Я чувствую себя такой же утонченной, когда играю на фортепиано, одетая в красивое платье и с маминой розовой помадой на губах. Не знаю, почему миссис Хоуп нравятся именно орхидеи, а не какие-нибудь другие цветы, но я этому рада. Мне они тоже нравятся.

Я поискала на папином компьютере, что значат разные орхидеи, и решила, что мои любимые – это желтые. Они символизируют дружбу и новые начинания. Радость, счастье и упоение.

Они напоминают мне про Люси.

И про нас троих.

Пока-пока!~

Эмма

Кэл этого пока не знает, но два часа назад я полностью уставила его кабинет свежими орхидеями. Кенни, услышав звук захлопнувшейся двери и оценив напряженную атмосферу, предложил мне чуть пораньше устроить обеденный перерыв, чтобы прийти в чувство.

Сгорая от смущения, я поблагодарила его и сбежала из мастерской. Теперь передо мной стоял выбор: поехать домой и порыдать в компании моих корги, либо позвонить Алиссе и попросить у нее совета.

Она всегда дает ужасные советы, но они неизменно улучшают мне настроение.

В итоге я выбрала третий вариант и поехала в ближайший супермаркет, где продавались цветы. Я знала, что это глупо и бесполезно, но когда меня это останавливало? Я скупила все орхидеи в цветочном отделе и набила ими машину под завязку.

Потом мне удалось прокрасться в кабинет Кэла и превратить его в роскошный сад, расставив повсюду цветы.

Их было несколько десятков.

Розовые, желтые, лиловые и белые.

Я расставила горшки по всем поверхностям, по столу и под окном, и оставила записку: «Поливай нас по пятницам!»

Наверняка такой жест растопит ледяное сердце Кэла.

Ну хоть немножко.

И вот я стою за приемной стойкой и проверяю инвентарный отчет, когда дверь в рабочую зону резко распахивается. Я вздрагиваю, ожидая увидеть Кэла, но это оказывается Данте. Он идет ко мне с легкой улыбкой на лице, разворачивая один из черничных леденцов Айка.

Кажется, он замечает мой испуг и догадывается, что я ожидала увидеть Кэла. На его лице появляется странное выражение.

Жалость.

Он жалеет меня. Считает жалкой.

Откашлявшись, я возвращаюсь к инвентарному отчету, старательно изображая нормального человека.

Данте издает смешок.

– Снова переживаешь из-за босса?

– Нет, – поспешно отвечаю я. Слишком поспешно.

– Лучше бы послушала доброго совета, дорогуша.

Я убираю волосы за ухо, ощущая, как мои щеки заливаются краской.

– Я не могу все время избегать его, Данте. – Я стучу по клавиатуре, делая вид, что работаю. На самом деле я просто раз за разом набираю свое имя.

– Я советовал не говорить с ним о личном и не обижаться, когда он ведет себя как козел.

Я обреченно пожимаю плечами.

– Все нормально, – отрывисто говорю я. – Просто мы дружили в детстве, и я думала… – я вздыхаю. – Все нормально. Ерунда.

– Ну… – Данте поправляет рабочий комбинезон. – Сдается мне, он больше не хочет дружить.

– Спасибо, я заметила.

– Не в том смысле.

Мои пальцы замирают на клавиатуре. Нахмурившись, я смотрю на Данте.

– Что ты имеешь в виду?

Данте разминает шею и вздыхает, глядя мне в глаза.

– Когда мужчина велит всем держаться подальше от женщины, на то могут быть две причины, – говорит он без обиняков. – Либо она ему родственница, либо он хочет с ней переспать.

Мое сердце сбивается с ритма.

Я стараюсь не подавать виду и качаю головой.

– Либо он просто хочет, чтобы к его сотрудникам относились с уважением.

– На работе? Само собой, не спорю. Но он сказал, чтобы мы и после работы к тебе не приближались.

Что?

Мои щеки розовеют.

– Ясно, – я растягиваю это слово, чтобы дать себе время собраться с мыслями. Потом нервно сглатываю. – Он… так и сказал?

– Именно.

Кажется, душевного спокойствия мне больше не видать.

– Ну он… Возможно, ты неправильно его понял. Я думаю, он считает меня сестрой. Первый вариант.

Вполне логично.

Загадка разрешилась.

Данте потирает лицо, на котором ясно читается: «Ну ты и дурочка».

– Уж точно не сестрой, милая. Поверь мне.

Мое сердце уходит в пятки, когда дверь в рабочую зону распахивается, и в лобби входит раздраженный Кэл.

Данте подходит ко мне и шепчет:

– Смотри внимательно.

Я кручу головой туда-сюда, глядя то на одного, то на другого. Кэл решительно приближается к нам, а Данте тем временем обхватывает меня за плечи. Я замираю и бросаю на него вопросительный взгляд. Боковым зрением я вижу, как Кэл вдруг останавливается.

– Ну что скажешь? – спрашивает Данте, заговорщически шевеля бровями. – Завтра вечером?

– Что? А, да. – Я сглатываю. – Без проблем.

– Ты с какой