Завтра в полдень мы встречаемся с Жюльеном, надеюсь, он не сможет читать на моем лице, как в открытой книге.

51

— …вскрыла вены, понимаешь, она вскрыла мне вены, теперь от этого не оправиться, это точно, ну, как мне это пережить? Я не боец, я совсем не боец…

Он заходится рыданиями, уронив голову на столик, я едва успеваю отодвинуть его остывший кофе. Ох, зря я сказал ему, сам не знаю, какая муха меня укусила. Жалко, жалко… И единственное, что мне приходит в голову сделать, — это легонько похлопать его по спине, говоря, что, может, все еще уладится, да и то я никак не поймаю нужную в таком случае интонацию. Он воспринял это известие куда более страстно, чем я ожидал. Я-то думал, что у него серьезные подозрения и что мое сообщение его не слишком удивит, а оказывается, что в любом подозрении кроется девяносто девять процентов надежды.

Внезапно Жюльен поднимает голову, волосы его растрепаны, в глазах слезы, от него на сто верст несет печалью, ни дать ни взять брошенная на обочине собака.

— Скажи, а каков он из себя, этот тип? Если уж на то пошло, лучше мне знать, что он собой представляет!

— Думаю, его внешность тебя успокоила бы. Этакий бизнесмен на исходе карьеры — девушки бросаются на шею таким дяденькам, чтобы обрести подобие папаши. На мой взгляд, в Клер с запозданием проявился Эдипов комплекс, а фантазмы подобного рода длятся месяц, никак не дольше.

Я горжусь импровизацией: вроде бы моя выдумка его совершенно успокаивает. Он вытирает глаза рукавом.

— Думаешь?

— Уверен. Дай ей возможность дойти до конца, и она вернется к тебе совершенно обновленной.

Он берет себя в руки — надо сказать, довольно быстро, несколько секунд сосредоточенно смотрит на стол, потом хватает свой кофе и заглатывает его с таким удовольствием, словно тот хоть куда-то годится.

— А знаешь, на самом деле мне не следовало удивляться тому, что Клер стала искать кого-то на стороне… Ну что, что я предлагал ей из совсем уж захватывающего?.. Теперь понимаю: она растеряла свои идеалы, живя рядом со мной, — во мне нет ничего от архетипа прекрасного принца, который грезится всем девочкам… Клер, моя Клер, моя бедная Клер… Все эти годы она прожила рядом с огромным, чудовищным желудком, страдающим отсутствием аппетита и потому переваривающим мечты и сны, как нормальный желудок переварил бы печенье к аперитиву… Я всё превратил в бесформенную, безвкусную кашу только ради того, чтобы хоть чем-то заполнить свои пустые дни… Несчастный, несчастный, несчастный кретин!..

Что тут ответишь? А может быть, ничего и не надо отвечать, раз он ни о чем не спрашивает. Довольствуюсь тем, что незаметным для Жюльена жестом подзываю официанта и заказываю еще два кофе.

52

— ШАГ ВПЕРЕООООД, ДВА ШАГА НАЗАААА-ААД, ВОТ КАКОВА ПОЛИТИКА ПРАВИТЕЛЬСТВА!

Бувье веселится вовсю. Он размахивает случайно попавшим ему в руки флажком с логотипом ПУКК (Профсоюз учителей, клеймящих курение) — он точь-в-точь дитя, впервые осознавшее, зачем нужна погремушка: орет благим матом, выкрикивает кретинские слоганы могучим, хоть и слегка охрипшим от винища голосом. Но в отличие от погребения, где любая громкая реплика вызывала бы шиканье со всех сторон, здесь на его вопли никто не обращает внимания.

— Ой, как же мне нравится манифестация преподов, ой, как же она мне напоминает шестьдесят восьмой год! Подумать только, а ведь мог бы пропустить, а ведь мог бы толкать сейчас тележку с товаром, как полный идиот!

— А как же получилось, что вы сейчас не на работе?

— Каждый год, почти в одно и то же время, довольно многих фигурантов направляют на манифестацию преподов. Вот это да-а-а, доложу я тебе, вот это да! Классный такой приработок, которого все с нетерпением ждут, только выбирают-то далеко не каждого: все зависит от старшинства, от выслуги лет. Для нас это что-то вроде профессионального праздника конца года, этакая ярмарка с гуляньем.

— То есть вы даете мне понять, будто здесь сейчас много людей из Фигурека?

— Много? Так сказать — ничего не сказать! Не «много», а практически все участники манифестации! Настоящих учителей тут не больше, чем натуралов в гей-клубе!

Какой-то стоящий рядом активист орет в мегафон, что первые жертвы — наши дети. На его груди красуется громадных размеров наклейка с красными буквами ПУНИОМОФМ (Профсоюз учителей, не имеющих определенного мнения о Филиппе Мейрьё[31]). Он кажется искренне взволнованным, его тон совсем не похож на насмешливый тон высказываний Бувье. Нет, он настоящий, этот-то парень наверняка пришел сюда не от Фигурека…

— Ну и кто же оплачивает такое массовое мероприятие?

— А вот это, мой милый, тайна: спросишь — любой сделает вид, что туг на ухо. Правда, ходят слухи, что всегда находится рокбренист из оппозиции, который субсидирует ежегодную учительскую манифестацию, но толком все равно никто ничего не знает.

Прямо перед нами вступают в ожесточенный спор мужчина с женщиной. Он из ПУПСАФФД (Профсоюз учителей, ставших активистами Французской Федерации дзюдо), она — из ПУЯДИСВ (Профсоюз учителей, являющихся диабетиками и строгими вегетарианцами). Они явно не могут прийти к общему знаменателю по поводу какого-то из требований. В конце концов в дискуссию вмешивается старичок с козлиной бородкой, у которого постоянно съезжают с носа очки, — представитель ПУГЗЕВДДСИЛ (Профсоюз учителей, голосующих за ежегодную вакцинацию детей департамента Сена-и-Луара), только ему и удается их угомонить, да и то не сразу.

— И все-таки манифестации учителей не идут ни в какое сравнение с выступлениями дальнобойщиков… Ох, до чего же весело с этими ребятами, к тому же там можно напиться допьяна и до отвала наесться перченых сосисок!.. Даже лучше, чем на праздниках компартии!.. Если б ты только знал, мой мальчик, каково у них чувство юмора — у дорожников, не у коммунистов!.. Преподам до них далеко!.. Эти такие зажатые, скованные, на публике чувствуют себя неловко… если единственное, что способно их порадовать, — это когда Первое мая приходится на пятницу, сам понимаешь, им не каждый день удается повеселиться.

Стоящий рядом худой дядька с флажком ПУНПВЙеЙе (Профсоюз учителей, ностальгирующих по времени йе-йе) протягивает нам руку и широко улыбается:

— Привет, товарищи! Я Жан-Поль Монтель, учитель истории.

— Привет, товарищ! Я Бувье, специалист по краткому курсу литературы.

— Краткому курсу? Вы имеете в виду, что…