золотого песка, еще две – свод законов королевства. Были книги о ведении учета – все зачитанное, с множеством закладок. Один том я вытащила наугад и пролистала – пометками были испещрены все страницы. Эти книги читали, ими пользовались, но это меня не удивляло. Зачитанными были и военные справочники.

Я нашла два учебника по этикету. Новые, дорогие издания, они даже пахли краской, с красивыми иллюстрациями, и, похоже, никто не брал их в руки. Меня они тоже не увлекали – я могла сама преподавать этикет, но кто бы знал, как иногда я ненавидела эти правила.

То, что я искала, сама себе в этом не признаваясь, на полках отсутствовало. Я потянулась к военному справочнику, полагая, что там должно быть что-то об оборотнях, ведь их поимки были военными операциями, если верить прадеду, но поостереглась. Любая из книг этой скромной библиотеки в моих руках не вызвала бы вопросов, за исключением как раз военных справочников.

Лорд Вейтворт не велел мне покинуть его кабинет, и все равно мне стало неловко, словно я подсматривала за чужой жизнью в дверную щель. Задерживаться я не стала.

Возле двери в комнату Летисии я долго стояла, не решаясь войти. Здесь как будто пахло смертью – то есть ничем. Даже запахи трав испарились. Я осторожно приоткрыла дверь и зашла.

Юфимия дремала. Я не собиралась будить ее, понимая, что она всю ночь не сомкнула глаз, и присела на кровати. Лицо Летисии было бледным, дыхание неровным, поверхностным, и на лбу блестела испарина.

Я знала ее много лет. Я была знакома с ней много лет, но не знала, как оказалось, и это теперь не имело значения. Она умирала, и без доктора ей нельзя было помочь, впрочем, вряд ли помог бы и доктор…

– Летисия, – безнадежно окликнула я, и она вдруг открыла глаза.

– Миледи.

Я не умела читать по губам, но разобрала это слово. Летисия снова закрыла глаза, и мне показалось, что она потеряла сознание, но она сказала чуть громче:

– Он смог.

– Кто? – прошептала я. Она меня, наверное, не расслышала, потому что проговорила что-то тихо и невпопад, потом опять на меня посмотрела. – Кто смог?

– Филипп, – позвала Летисия. – Филипп!

– Он жив, он спас меня, – успокоила я ее. Летисия замотала головой.

– Что внутри, это неправда. Бегите, бегите. Филипп! Бегите! Беги-и-ите-е!

Она начала метаться, я испуганно подскочила, растерявшись абсолютно, проснулась Юфимия, засуетилась, хотя правильнее было сказать – она просто была расторопна, осторожно отстранила меня, положила на лоб Летисии мокрую тряпку, прижала плечи моей несчастной горничной к кровати. Летисия перестала кричать, заплакала, и я чувствовала, что плачу тоже.

– Она всю ночь так, миледи. Зовет на помощь, Филиппа этого, кричит «нельзя, сюда нельзя», отмахивается, плачет, зовет вас, просит, чтобы вы убегали…

Она смотрела на меня так умоляюще, что я сдалась.

– Карета остановилась, потому что Филипп увидел дерево, пошел убирать его с дороги, а потом кто-то закричал. Филипп зацепился за сук, не успел прибежать. А Летисия… когда мы остановились, она вышла посмотреть, что случилось, я услышала вопль, и Летисия вернулась в карету и крикнула мне бежать… Я убежала.

– Ясные создания да помилуют нас, – пробормотала Юфимия.

– И кто-то угнал карету вместе с Летисией, – продолжала я. – Филипп не рассмотрел, кто правил…

Я не слышала тогда больше ни криков, ни каких-либо звуков. Я бежала, спасая жизнь. Возможно, начни у меня пушки над головой палить, я бы и их не услышала тоже…

– Он зашел ночью, смотрит, – поделилась Юфимия, – Филипп-то, а она глаза открыла, глядит на него и не видит, и зовет. Он ей – я здесь, здесь, все хорошо, ее милость жива, а она все кричит…

– Она спасла мне жизнь, – я уже не сдерживала слезы, – а ей никто не пришел на помощь. Может быть, она считала, что Филипп тоже мертв. А кто смог? Куда «сюда нельзя»?

Юфимия сменила Летисии компресс, зажгла какие-то ароматные палочки, переставила на столе свечи и все мне не отвечала, а я ждала. Я задала очень важный вопрос и проявила упрямство. Юфимия села, погладила Летисию по руке. Что-то было не так, рука ее была красная и словно горела.

– Ох, ваша милость, – наконец подала голос Юфимия, – поверьте мне во имя Ясных, вам этого лучше не знать.

Глава двенадцатая

– Почему?

– Потому что его милость велит меня выпороть, если я вас напугаю, вот почему, – отрезала Юфимия. Мне показалось, она сама выпорола бы и меня, как крестьянскую девочку, за излишнее любопытство. – Потому что сказки, ваша милость, до добра не доведут.

– Сказки? – Я достала из кармана платья платочек, вытерла слезы. – А кто ответит, сказки это или легенды? Или… факты, Юфимия?

Она пристально смотрела на Летисию, продолжая гладить ее руку. Я не собиралась отступать.

– Вы знаете, что оборотни не заходят в дома? – проворчала Юфимия. – Так вот… говорят, что ради истинной заходят.

– Истинной чего? – переспросила я и нахмурилась. В самом деле, это смахивало на выдумку. – Юфимия, оборотни не сказки, это темное прошлое, еще живы те, кто помнит ту войну и те жертвы.

– Оборотнями не рождаются, – пояснила она, поджав губы. – Если только он не найдет свою истинную, и тогда… Миледи, это так мерзко.

– Нет, продолжай, – велела я. Впрочем, я и так уже догадалась. – Найдет свою истинную – любовь? Кого? И ребенок, родившийся от этой связи, будет оборотнем?

– Очень мерзко, – повторила Юфимия.

– А если истинная не будет согласна, что тогда? – поинтересовалась я. Что – я тоже догадывалась. Как и знала то, что селянки, по рассказам прадеда, очень любили прикрывать свой грех оборотнями, но вот рождавшиеся дети были вполне обычными, разве что похожими не на мужей.

Да, это действительно напоминало нелепую сказку. Но если Юфимия всю жизнь прожила здесь, ничего удивительного. Чем еще развлекаться крестьянам, как не глупыми байками.

– Это мерзко, ваша милость.

Я едва не топнула ногой. Юфимия оказалась упрямой. Но нас прервали, к великому моему неудовольствию и облегчению одновременно.

– Доктор, – известил меня Томас. При этом он так посмотрел на меня, что я поняла – в этом доме у меня появился если не друг, то сторонник. Ему, наверное, не терпелось еще что-нибудь приготовить. А мокрый от снега доктор, обдав меня запахом табака, быстро прошел в комнату и начал гонять Юфимию – дать свет, принести горячую воду.

Я вышла, прикрыв за собой дверь. Томас поклонился.

– Мне так жаль, миледи, вашу служанку, – произнес он. – Она хорошая. И еще, я хотел вам