Естественно, Анатолию Петровичу польстило то, что его, бывшего майора, так по-мальчишески просит солидный мужик, полковник с Петровки, и он, почувствовав себя в этот момент выше по положению и значительнее, согласился, на что Крячко и рассчитывал. Вообще-то, имея в союзниках такую особу, как Анна Григорьевна, которая, судя по всему, прошла огонь, воду и все этому сопутствующее, с экскурсией можно было уже и не затеваться, но чем черт не шутит? Они вышли в приемную, и Крячко сказал Никитину:

– Ты, юноша, папочку свою Анне Григорьевне на сохранение оставь, потому что мы с пустыми руками пойдем, чтобы ни у кого никаких мыслей на наш счет не возникло. – На самом деле, Стасу нужен был предлог, чтобы потом вернуться в приемную.

И вот они втроем пошли. Естественно, что в сопровождении врио зама по безопасности их никто и не подумал остановить. Они переходили с этажа на этаж и в какие-то комнаты и лаборатории заходили, в какие-то нет, но и того, что увидел Крячко, ему хватило, потому что план эвакуации висел рядом с каждой дверью, а на нем черным по белому было написано, что заведующий лабораторией такой-то является ответственным за противопожарную безопасность. Таким образом, Стасу не составило труда не только увидеть, но и сфотографировать тех, кто его интересовал. Кравец оказалась самой обычной полной, пожилой русоволосой женщиной, а Седых – солидным мужчиной в возрасте, который так возмущенно на них уставился, что они поспешили ретироваться. Оставался пока открытым вопрос с остальными, но, как говорится, еще не вечер – ведь нужно было заглянуть к Тихонову, чтобы поинтересоваться, не случилось ли чего во время того обеда, но ведь дверью и ошибиться можно и, таким образом, посмотреть еще и на Замятина. Они уже закончили экскурсию и спускались вниз, когда у Анатолия Петровича зазвонил сотовый и он, ответив, мгновенно побагровел. Выслушав все, что ему говорили, он только зло ощерился, и Крячко, мгновенно оценив обстановку, сочувственно спросил:

– Это случайно не из-за нас вам влетело?

– Наш многомудрый старец гневаться изволит, – процедил Анатолий Петрович и в ответ на вопрошающий взгляд Стаса объяснил: – Генеральный наш, Старков, бушует, что на территории посторонние – не иначе как Седых ему напел, тот еще кляузник.

– Ну, раз мы вас подвели, нам и отвечать, – решительно сказал Крячко. – Проводите нас к нему, и мы переведем стрелки на себя. Пошли! – решительно сказал он, видя, что тот сомневается. – Лично я свои грехи на других никогда не перекладывал и впредь не собираюсь!

В необъятных размеров приемной они увидели молоденькую секретаршу, которая, судя по декольте и коротенькой юбке, даже не подозревала о значении слова «дресс-код», а поскольку генеральный это терпел, вывод можно было сделать только один – отношения у начальника с подчиненной сложились не только служебные. Она посмотрела на них с независимо-вызывающим видом, в котором, однако, чувствовалась некоторая нарочитость и неуверенность, что, в свою очередь, свидетельствовало о том, что отношения эти или уже закончились, или грозят вот-вот оборваться, что ничего хорошего ей не сулило.

– Кто у шефа? – спросил Анатолий Петрович.

– Замятин, они уже давно сидят, – ответила она.

– Доложи, что я здесь, – попросил он.

Секретарша поколебалась – все ясно, ее отношения с шефом действительно были уже не фонтан, – но все-таки подняла трубку и сказала:

– Илья Сергеевич! К вам Анатолий Петрович и с ним еще двое, – и, выслушав ответ, кивнула им на дверь: – Заходите!

Они вошли, и Крячко с первого же взгляда понял, куда шла очень немалая часть бюджетных ассигнований – в таком кабинете и президент не погнушался бы работать. За большим столом сидел до невозможности холеный седовласый мужчина лет пятидесяти пяти в хорошем, явно очень дорогом костюме, а все остальное: часы, очки, галстук и рубашка – было ему под стать. Да уж, этот тип себя, ненаглядного, любил до беспамятства.

– Анатолий Петрович! Вы меня удивляете! – явно начиная разнос, раздраженно сказал он хорошо поставленным, вальяжным голосом.

Да вот только продолжить ему Крячко не дал и представился:

– Полковник полиции Крячко, придан районному управлению в усиление для расследования дела о попытке самоубийства Васильева Дмитрия Даниловича, работающего здесь заместителем генерального директора по вопросам безопасности.

Да, дипломатия много потеряла в лице Стаса, но театр – еще больше, потому что ему не составило труда мгновенно преобразиться, и сейчас перед Старковым стоял тупой служака с соответствующим тяжелым выражением лица, и говорил он грубым, хрипловатым голосом.

– Полковник, это еще не дает вам права… – попытался возмутиться Старков, но Стас его опять перебил:

– Господин полковник! – с нажимом произнес он. – Я не для того всю жизнь свои звезды зарабатывал, чтобы меня просто полковником называли.

Гонору у Старкова заметно поубавилось.

– Хорошо, пусть будет господин полковник, – согласился он и предложил: – Садитесь!

– У нас говорят «присаживайтесь» – садятся только осу́жденные, – поправил его Крячко тем же тоном и сел, а остальные – вслед за ним. – С кем имею честь?

– Между прочим, на дверях приемной написано… – начал Старков самым язвительным тоном, но Крячко опять не дал ему договорить.

– Грамоте не обучен! Так с кем я говорю?

– Я генеральный директор научно-производственного комплекса «Боникс» Илья Сергеевич Старков, – с вызовом, гордо вскинув голову, заявил тот.

– И вы совершенно не заинтересованы в том, чтобы выяснить, кто и почему толкнул вашего заместителя на самоубийство. Я вас правильно понял? – продолжал давить Стас.

– Да что вы такое говорите? – почти взвизгнул Старков.

– Так что же вы следствию мешаете? – невозмутимо поинтересовался Крячко. – Или вы думаете, что я для собственного удовольствия в такую даль приперся? Мне что, в Москве делать нечего?

– Да ничего я вам не мешаю! – начал оправдываться Старков.

– Нет, мешаете! Я пытаюсь выяснить, с кем в тот свой последний день Васильев разговаривал и о чем, раз он, вернувшись с работы, решил руки на себя наложить. Вот вы, например! – он повернулся к Замятину.

Зам по науке был просто одетым мужчиной лет сорока, с ранними залысинами, в очочках и, главное, с лицом классического неудачника и грустными глазами. Он испуганно посмотрел на Крячко и представился:

– Я Сергей Николаевич Замятин. Вы что-то хотите у меня спросить?

– Да! Вы в тот день с Дмитрием Даниловичем разговаривали?

– Нет, – покачал головой Замятин. – Да мы с ним вообще не пересекаемся и встречаемся только на совещаниях.

– А вот с Тихоновым, как я выяснил, он имел обыкновение обедать вместе. И я обязан с ним поговорить! – нажимал Крячко.

– Да говорите вы с кем хотите, только людям работать не мешайте! – Старков сдавал позицию за позицией.