— Кто он?

Я пожала плечами.

— Пока не считаю возможным это сказать, — последовал с моей стороны лаконичный ответ. — Простите, но у меня есть своего рода профессиональные секреты. Важно другое, Николай Сергеевич. Возможно, к вечеру я буду знать, где скрываются настоящие похитители вашей дочери.

— Хорошо, — кивнул Белохвостов, но счел нужным поинтересоваться: — Эта встреча, надеюсь, не связана с риском для вашей жизни? Я могу дать вам людей, чтобы дело легче двигалось?

— Думаю, это только усложнит ситуацию, — вежливо отказалась я. — Поэтому действовать я буду одна.

Николай Сергеевич помолчал всего несколько секунд, буравя бессмысленным взглядом коротко стриженный затылок сидящего впереди телохранителя, а затем снова обратился ко мне.

— Евгения, — подчеркнуто официально произнес Белохвостов. — Мой проект — это дело всей жизни. Думаю, не стоит говорить, как много поставлено на него. Но жизнь и здоровье дочери для меня всего важнее. Подумайте, может, все-таки не стоит так слепо доверяться судьбе? Тем более теперь, когда от вас зависит так много.

— Поверьте, Николай Сергеевич, я ничем не рискую, — заверила я этого мнительного господина. — Это надежный человек. К сожалению, большего я вам сказать не могу. Пока.

— Я бы не хотел вас потерять. — Мне показалось, что он начинает просто ныть, как ребенок.

— Не потеряете. Если я хоть что-нибудь понимаю в людях, то уже сейчас могу вам сказать совершенно однозначно. — Я выдержала паузу. — Мы имеем дело с самыми заурядными аферистами, которые вряд ли отважатся на то, чтобы причинить вашей дочери вред. Что же касается пяти миллионов… Те, кто их требовали, умолкли навсегда и не смогут теперь попросить у вас даже копейки. А разыскать горе-режиссера не составит большого труда. На это просто потребуется немного времени. — Мне и самой хотелось верить в искренность произносимых слов.

— Когда же вас ждать? — спросил Белохвостов.

— К вечеру.

Николай Сергеевич сокрушенно покачал своей большой головой. Он был сейчас так морально слаб, что я едва не рассмеялась. Вот только еще его нытья мне сегодня не хватало. Я выбросила окурок за окно и открыто улыбнулась именитому столичному продюсеру.

— А вы пока займитесь чем-нибудь. Например, тем же проектом. Почему нет?

Белохвостов не принял моей иронии и насупленно отвернулся в сторону. «Мерседес» проскочил мимо заваленного мешками с песком и похожего на блиндаж, дежурного поста ГИБДД. Николай Сергеевич слегка подался вперед и тронул водителя за плечо.

— Жора, помедленней, мы въезжаем в город, — попросил он и, уже не глядя на меня, поинтересовался вполголоса: — Вас где высадить?

— Пока завезите в гостиницу, — ответила я. — Для начала надо привести себя в порядок.

— До вечера я буду на работе, — проинформировал меня Белохвостов после очередной непродолжительной паузы. — Жду вашего звонка.

Мотаясь по неразберихе улочек и проездов, летя по широкой, перегруженной автомашинами Кольцевой, мы медленно, но верно приближались к сердцу Москвы. А уже минут через двадцать или около того «Мерседес», проворно объезжая стоящие в некотором беспорядке легковые машины, пробрался на прилегающую к гостинице площадь, часть которой фактически превратилась в автостоянку.

— Звоните, — вновь повторил Николай Сергеевич, когда наш друг Пират технично приткнул автомобиль к обочине. — И ради бога, не исчезайте. Пожалейте мои нервы, мне еще очень много нужно сделать. Проект останавливать нельзя. В него втянулось уже много людей. Разных людей, среди которых очень дорогие художники, например, и их личное время в буквальном смысле дороже золота.

— До вечера, — просто ответила я на эту душещипательную тираду, видимо, рассчитанную на то, чтобы затронуть мои самые глубокие чувства.

Затем я выбралась наконец на свет божий из наполненного запахами сигарет и натуральной кожи салона авто. Мне хотелось посоветовать Белохвостову ехать не на работу, а домой. Хотелось сказать ему, чтобы не взвинчивал себя понапрасну, а, напротив, расслабился. В конце концов, не в его власти спорить с судьбой, и все, что ею предопределено, нужно мужественно воспринимать как факт. Но, во-первых, я не имела права учить его жизни, а во-вторых, могла только догадываться о бурях и ураганах отчаянья, свирепствовавших сейчас в его душе.

Сама я хоть и нервничала, но пребывала с абсолютно ясной головой. Не стоило идти на поводу у отрицательных эмоций. В противном случае я бы не смогла работать, а вместо этого просто сложила бы ручки и заныла, по примеру своего нынешнего работодателя.

«Мерседес» Белохвостова сорвался с места и скрылся за первым поворотом. Я скорее почувствовала, чем осознала, какая огромная гора свалилась с моих хрупких плечиков. Запрокинув голову, я с улыбкой посмотрела на устало плетущиеся по небу облака, цепляющие, казалось, собой высотки и шпили города. Останкинская телебашня наполовину уходила в них, и я невольно подумала о том, как, наверное, хорошо сейчас всем, кто вовсю готовится к встрече Нового года. Валяется себе на диване, смотрит телевизор и тратит, как ему заблагорассудится, свое драгоценное личное время, из которого состоит наша частная, никому не заметная, быстротечная жизнь. А я…

Я развернулась и направилась в гостиницу. Забрала ключ у администратора и, слегка прихрамывая на левую ногу, двинулась в сторону лифтовых кабин.

А уже через неполных десять минут я находилась в душе и с наслаждением подставляла свое изможденное тело горячим и ласковым струям воды. Мысли о замученном последними событиями и таком несчастном Белохвостове то занимали все мое сознание, то отплывали на его периферию. Честно говоря, я с трудом представляла себе, как продюсер будет теперь воплощать свой проект. Он как будто потерял сейчас присущий ему по жизни стержень, стал слаб и безволен.

Впрочем, как я вяленько утешала себя, это состояние Николая Сергеевича не более чем временное. Пережив неприятную историю с дочерью, он станет прежним. А может, и намного сильнее. Балованный сверх всякой меры ребенок, коим, без сомнения, и являлась Вика, может принести множество неприятностей излишне терпеливому отцу, и тут сила последнего заключалась не в способности развернуть рекламную кампанию, не в умении закрутить колесо колоссального проекта, а в элементарной способности тихо сказать «нет» своему драгоценному чаду. Быть непреклонным, если на то пошло.

Я вышла из ванной комнаты. Без всякой одежды продефилировала в гостиную, бросила на кровать полотенце, после чего расстегнула чемодан, достала из него свежее белье. Но облачиться в него мне не довелось. В дверь неожиданно постучали. Я мгновенно набросила висевший на подлокотнике дивана халат и захлопнула чемодан.

— Да-да.

Открылась дверь, и на пороге нарисовался нарядный, как генерал на первомайском параде, портье. Нашел когда припереться! Молоденький прыщавый парнишка лет двадцати двух или около того держал перед собой серебряный поднос, на котором располагалась миниатюрная чашечка ароматного дымящегося кофе и крохотное пирожное рядом с ней.