н. э., при правлении Писистрата, повелевшего, наконец, навести порядок в исполняемых на праздниках знаменитых поэмах, и случилось это минимум через сто лет после смерти их легендарного автора. И лишь примерно в IV в. до н. э. они были разделены на 24 песни (главы), по числу букв греческого алфавита. Так кому же тогда мы обязаны сюжетной структурой, выразительным слогом, яркой образностью? Кто был тем последним аэдом, певцом-исполнителем, который по памяти надиктовал почти 30 000 стихов в своем собственном неповторимом авторском исполнении? Кто записал их? И записал ли буквально, или, перечитывая перед тем, как передать в библиотеку, взял да и поправил немного на свой вкус и лад? Однозначных ответов на эти вопросы история литературы не знает; мы же, для простоты, будем называть неизвестного автора Гомером, надеясь на высшую справедливость того, что это имя пережило тысячелетия.

Бюст Гомера. 1791 г. Художник: Иоганн Каспар Лафатер (1741–1801) гг.

Акрополь, Афины, Греция. Храм Зевса Олимпийского вдалеке и арка Адриана на переднем плане. Фото ок. 1870 г.

От описываемых в «Илиаде» и «Одиссеи» событий Гомера отделяло как минимум 400 лет. Это сообщает поэмам не только литературную, но и историческую ценность: действие произведений относится примерно к XII в. до н. э., эпохе так называемых «тёмных веков», продолжительностью около 300 лет. Об этом времени есть лишь очень скудные и порой противоречивые сведения; очевидно лишь, что это был один из тех переходных этапов истории человеческих обществ, которые сопровождаются резким культурным упадком, разрушением прежних социальных формаций и обыкновенно предшествуют становлению новых социокультурных систем. «Темные века», которые еще называют «гомеровской эпохой», отделяют условную мифологическую эпоху от исторической: они ознаменованы закатом древнейшей крито-микенской цивилизации, частью которой являлась уже упоминаемая нами минойская; в это время утрачивается ранняя письменность и забываются культы, разрушаются города-дворцы Крита и ранние поселения Средиземноморья, из которых уцелели только Афины. Причиной тому, по общепринятой версии, стало масштабное переселение племен с севера Балканского полуострова на юг. Среди этих племен были дорийцы, по имени которых этот процесс назвали «дорийским нашествием», и ахейцы, ставшие много позже собирательным названием, используемым Гомером для народов, населявших Древнюю Грецию. Как и любой тектонический социокультурный процесс, это переселение сопровождалось многочисленными междоусобными войнами, и одна из самых значительных нашла свое отражение в «Илиаде».

Несмотря на то, что еще Эратосфен — тот самый, который с помощью палки и арифметики верно вычислил длину земной окружности — определил годом падения Трои 1184 до н. э., долгое время описанные в ней события считались исключительно художественным вымыслом. Но в 1870-х годах археолог-любитель Генрих Шлиман, одержимый поэмой Гомера, обнаружил стены древнего поселения на холме Гиссарлык в Турции, в 5 километрах от Дарданелл: останки незахороненных тел, обилие наконечников копий и следы страшных пожаров свидетельствовали о войне, разрушившей город где-то между 1300 и 1200 гг. до н. э.

Это были руины некогда величественной Трои, или Илиона, давшем название гомеровской «Илиаде».

«Троянский цикл» мифов описан 5 авторами в 8 разных книгах: кроме Гомера, это Стасин и его «Киприи»; «Эфиопида» и «Разрушение Илиона» Арктина Милетского, Лесх Лесбосский и «Малая Илиада», «Возвращения» Евмела Коринфского и «Телегония» авторства еще одного легендарного поэта — Евгаммона из Кирены. Сам цикл охватывает события предыстории войны, десятилетнюю осаду Трои, возвращение героев войны по домам и заканчивается смертью Одиссея. «Илиада» Гомера рассказывает только об одном эпизоде последнего года троянской войны, продолжительностью около 50 дней, и поэтому, прежде чем перейти к самому тексту, нам не обойтись без рассмотрения предшествующих событий.

В годы преподавания перед началом изучения «Илиады» я обыкновенно давал ученикам задание: самостоятельно найти первопричину троянской войны. Как правило, самые пытливые добирались до свадьбы Фетиды и Пелея, но тесная связь божественного и человеческого, характерная для мифологии, отправляет нас в поисках истока конфликта в гораздо более дремучие легендарные эпохи, почти к временам сотворения мира.

Полагаю, всем в общих чертах известен миф о Прометее: титан, сочувствующий бедствовавшим во тьме и голоде людям, украл огонь у деспота Зевса, за что был обречен на вечные муки — прикован к скале, куда прилетал ежедневно орел и клевал его печень. Этим изложением мы обязаны авторскому взгляду Эсхила, использовавшего сюжет о Прометее для своей трагедии «Прометей прикованный», и образ бунтаря-гуманиста закрепился в культуре, став особенно актуальным на советском пространстве. Меж тем, Гесиод, не стремившийся к авторскому самовыражению, но ставивший целью возможно более точно передать и систематизировать известные ему мифы, рассказывает нам несколько другую историю.

Прометей не был простым титаном: он участвовал в сотворении человека из земного праха и глины, что характеризует его как одного из демиургов, и в иудео-христианской мифологической системе он был бы минимум архангелом. Прометей действительно сочувствовал людям, но им это сочувствие на пользу не пошло: однажды Прометей подсказал, как во время жертвоприношения подсунуть богам части быка похуже, чем разгневал Зевса, и тот отобрал у людей огонь. Упрямый Прометей утащил огонь из кузни Гефеста в полом тростниковом стебле и снова передал людям, за что и был прикован к скале то ли на Кавказе, то ли в Крыму — и вот тут, обладая пророческим даром, Прометей не удержался и в отместку сообщил Зевсу, что знает, кто лишит его власти. Зевс, который, как и его отец Крон, был чрезвычайно мнительным — вспомним, как он от испуга проглотил богиню Метиду! — приступил с вопросами, но титан отвечать на них не пожелал. Тогда и появился тот самый орел, который столетиями клевал Прометею печень, а Зевс периодически то свергал упрямца в подземелья Аида вместе со скалой, то поднимал обратно. Всему на свете бывает предел; в итоге Прометей сдался и рассказал Зевсу, что тому ни в коем случае нельзя вступать в связь с речной богиней Фетидой, которая обладает нетривиальным свойством: рожденный ею сын будет непременно сильнее отца. Зевс выдохнул с облегчением, освободил Прометея, вопрос же с Фетидой закрыл решительно и эффективно: выдал ее замуж, да не за кого попало, а за Пелея, который приходился Зевсу внуком и на тот момент времени считался самым могучим героем Эллады.

На свадьбу Пелея и Фетиды торжествующий Зевс пригласил всех богов, но — увы! — совсем позабыл про богиню раздора Эриду. А может быть, не позвал специально из-за ее дурного нрава. Раздосадованная Эрида подбросила на пиршественный стол золотое яблоко — то самое «яблоко раздора» — с надписью «Прекраснейшей», из-за которого мгновенно сцепились Гера, Афродита и даже умница Афина.