пророчицы описывает морской десант ахейцев немецкая писательница Криста Вольф в своей повести «Кассандра».

Ахиллес и тень Патрокла. Художник: гравюра 1793 года по Джону Флаксману (1755–1826)

На пологой прибрежной равнине греков встретили фаланги троянцев, готовые сбросить в море незваных гостей. Завязалась битва, первая в этой долгой войне. Троянцы оборонялись упорно; дольше всех сопротивлялся герой по имени Кикн, сын Посейдона, который, как и сын Фетиды, был неуязвим для меча и копья. Ахилл сошелся с Кикном в схватке и, после нескольких неудачных попыток заколоть, оглушил ударами щита по голове и задушил ремнями его же шлема. Троянцы дрогнули, отступили, а потом и побежали, спеша укрыться за каменными стенами города. Поле битвы осталось за ахейцами.

Менелай с Одиссеем отправились в Трою на переговоры, чтобы решить дело миром: предложить отдать обратно Елену и вернуть украденные сокровища. Они почти убедили в этом Приама, но Парис заупрямился, его поддержали братья, и переговорщикам в итоге пришлось уносить ноги. Трижды ахейцы ходили на штурм, но были отбиты с большими потерями. Троянцы не смели показываться за воротами — поле боя полностью было под контролем Ахилла, который сеял смерть и наводил на них ужас. Ахейцы перешли к осадной тактике, взялись разорять окрестные селения и небольшие города, но полностью перерезать пути снабжения не смогли, и часть окрестностей оставалась под контролем троянцев. То, что задумывалось как стремительная и победоносная экспедиция, превратилось в затяжную десятилетнюю войну. Корабли врастали в песок и ветшали; вокруг прибрежного лагеря стотысячного войска ахейцев возникло подобие города. Цари и вожди заполняли шатры награбленным по окрестностям скарбом и захваченными наложницами. Градус воинственности предсказуемо снижался, и все чаще звучали разговоры о том, что лучше бы отправиться по домам. Больше всех на эту тему рассуждал Паламед, и это его погубило. Одиссей не забыл, как тот положил его новорожденного сына перед плугом и этим вынудил оставить семью и отправиться на войну. От имени Паламеда он послал царю Трои Приаму поддельное письмо, где сообщал о попытках убедить греков снять осаду и благодарил за золото, полученное от троянцев за эти услуги. Письмо это хитроумный Одиссей вручил пленному местному жителю и выпустил его из лагеря. Едва гонец выбрался за стены, как его настигли стражи вместе с людьми Одиссея и убили на месте. На трупе нашлось письмо, которое передали Агамемнону. Тот немедленно устроил обыск в шатре Паламеда, где нашел троянское золото, заранее спрятанное Одиссеем. В условиях войны улики сочли достаточными, и беднягу Паламеда тем же утром забили камнями на берегу моря.

После этого никто больше не вел разговоров о мире. Осада превратилась в рутину. Вожди развлекались набегами на окрестности, грабежами и захватом наложниц, одна из которых стала причиной событий, изложенных в поэме Гомера

«Илиада»

Мифологическое повествование всегда очень простое по форме. Для рассказчика миф не вымысел: это изложение знания о мироустройстве, или символический текст, или исторический факт, поэтому тут принципиальна точность передачи текста устной традиции и нет места художественным экспериментам.

Литература осознается как вымысел, в этом ее принципиальное отличие от любой формы мифа. Это тоже слепок с натуры, но оживленный творческим воображением автора, который может сразу погружать читателя внутрь событий, чередовать общий и крупный план, играть с хронологией, забегая вперед и отступая назад. Когда мы видим такое в тексте, это — литература.

В мифах можно найти метафизические смыслы и символы, но не нравственную проблематику, которая допускает отсутствие однозначных ответов о зле и добре, правильном и неправильном. Миф не позволяет двояких интерпретаций конфликта, в его системе координат существуют не просто четкие, а единственно возможные ориентиры, позволяющее отличить хорошее от плохого. Если в произведении есть место для моральной дискуссии на неоднозначно трактуемом материале — это литература.

Миф всегда про глобальное, даже если рассказывает о нем через личные судьбы. Трагедия Ниобы, вечные муки Сизифа, жизнеописание Персея или Геракла — это больше про богов и правила мироздания, чем про людей. Для литературы всегда важней человек, и, предпринимая художественное исследование реальности, автор всегда идет от частного к общему, а не наоборот.

Миф бескомпромиссно делит мир на своих и чужих, не оставляя последним шансов на уважение и сочувствие. Литературе известны сомнения и полутона. Парадоксально, но именно поэтому литературный вымысел лучше отражает реальность, чем претендующий на истину миф.

Кажется невероятным, что больше 2500 лет назад Гомер, легко обращаясь с повествовательной формой, создал многофигурное эпическое полотно о легендарной войне, где в центре сюжета находится история частного конфликта, который никак не повлиял на исход противостояния, был, вероятнее всего, полностью вымышлен автором, и основой которого является внутренний нравственный выбор и ценности персонажей.

Первая песнь поэмы носит грозное название «Язва. Гнев», и мы оказываемся погружены внутрь событий с ее начальных строк — тех самых, которые процитировали в начале этой главы. Их очень сложно переложить на современный манер, но если попытаться, то вышло бы так:

«Гнев Ахилла был страшен своими последствиями: сотни гниющих трупов, выброшенных за стены лагеря, непогребенных и лишь кое-как забросанных мусором и песком, терзаемых бродячими псами, падальщиками и стервятниками — и всё из-за ссоры с Агамемноном, ставшей роковой для ахейцев».

Что же случилось?

Во время одного из грабительских рейдов Агамемнон взял в плен юную Хрисеиду, дочь Хриса, престарелого жреца Аполлона. Почтенный отец, согласно статусу облачившись в торжественное одеяние и взяв жреческий скипетр, поспешил к Агамемнону, чтобы самым почтительным образом предложить богатый выкуп за дочь. Однако доброжелательного приема у лидера ахейского войска Хрис не встретил:

«Старец, чтоб я никогда тебя не видал пред судами!

Здесь и теперь ты не медли и впредь не дерзай показаться!

Или тебя не избавит ни скиптр, ни венец Аполлона.

Деве свободы не дам я; она обветшает в неволе,

В Аргосе, в нашем дому, от тебя, от отчизны далече —

Ткальньй стан обходя или ложе со мной разделяя.

Прочь удались и меня ты не гневай, да здрав возвратишься!».

Обратите внимание, как сквозь вязь архаичных конструкций прорывается живая и яркая речь! Кажется, что велеречивый гекзаметр и устаревшая лексика лишь усиливают беспощадную грубость слов Агамемнона, и никакая современная брань не прозвучала бы так резко, как эта отповедь, завершенная недвусмысленными угрозами.

Несчастный Хрис, униженный таким безжалостным образом, в отчаянии обратился за помощью к Аполлону — тот внял