По пути к товарищам Славы мой друг захотел перекусить, и мне удалось после недолгих пререканий затащить его, наполнившего желудок до отказа, в дом семнадцать на улице Лесная. Подъезд виновато отражал мёртвые лучи пасмурного неба. Здание сильно испортилось от воздействия огненной сферы за облаками. Немощная ветхость в содружестве с пластиковыми, к счастью, без неоновой подсветки вывесками маскировали неизвестности и тайны, похороненные здесь.

— А вот и часовая мастерская! — Слава нашёл искомое в соседнем подъезде, где вроде должно было произойти убийство.

Подъезд выглядел незнакомо, впрочем, я в него и не заходил, только собирался. Воображал, правда, иначе.

Пока ступеньки стремились вверх, мой голос бился о вздымающиеся пролёты:

— Наверное, дом девятнадцать, а не семнадцать, видимо… либо Анна солгала, а проверить не пришлось, либо… судя по всему, вариант о лжи правилен. Смекнула, что незнакомец ориентируется в городе, как брошенный котёнок, и запросто заворожила и одурманила. Ясно же как день, что не собиралась она пускать к себе неизвестно кого ближе, чем следовало, и доверять секреты.

Слава то ли по взбалмошной своей природе, то ли действительно вспомнив, что ему требуется проконсультироваться насчёт каких-то домашних часов, уверенно вёл меня к коричневой и местами обшарпанной двери.

— От бабки и деда штук двадцать аппаратов с кукушкой сохранилось, они их коллекционировали вроде, но ума не приложу, куда теперь их сбыть. Да, и мне сейчас себе хочется новые купить, коли по приемлемой цене что-то будет на заказ.

Мы постучали. Из помещений магазина пахнуло уютным воздухом обжитого места. Настолько, что внутри можно было находиться в плотной домашней одежде или лёгкой уличной, но даже на пороге всё овевалось теплом.

Навстречу вышла женщина и казалась побеспокоенной и не желающей посетителей.

Измученное лицо долго вглядывалось в двух чужаков, высветляя в зрачках затаённое смущение и неприязнь, за коими пряталась обычная близорукость.

Едва позволив ощутить силу и глубину её на удивление приятных и благозвучных до музыкальности речей, на пороге показался сам мастер-часовщик, похожий на увядающего декадента Серебряного века.

Некоторый стыд за Славу и его бесполезную видимую живость заставил меня, потупившись, остаться на лестнице, отказавшись наблюдать за тем, как он праздно тратит чужое время. Чтобы ему стало самому неприятна его затея, я всучил товарищу свою сумку с материалами для подготовки к занятиям, но это не возымело ни малейшего эффекта. Коренастая фигура скрылась в коридоре магазина, больше похожего на элитарную квартиру, а мне пришлось обретаться снаружи.

Не намереваясь поддерживать разговор с хозяйкой и овеянный теплом, перешибающим холод подъезда, я хотел отойти вглубь этажа, но над головой раздался детский смех и крики радости. Очень явственно и живо, даже у постороннего откликнулось что-то в душе. Глаза устремились к бетонной лестнице, открывавшей путь в темноту чердака.

— Это соседские ребята. Никак не удаётся отучить их играть так высоко. Счастье, что ход на крышу намертво залили, а то б не избежать беды.

— Наверняка страшно интересно там. Поближе к небесам.

— Вот примерно сходное юное понимание поэзии и влечёт их туда. Мальчиков и девочек привлекает не столько лиричность нашего дома, к сожалению, а легенда, которую сами себе они и придумали. Но признаюсь, мне она нравится, пусть бы только никто не пострадал от заброшенного чердака.

— Последние дни я будто собираю легенды…

— У вас внешность соответствующая. Притягивает мистику и неизвестное. Кажется, будто видишь не в первый раз. И это переводит мышление на правильную колею. Правильную, если только потустороннее интересует, конечно.

Не позволяя обладательнице смущённо опущенных ладоней уйти далеко на холод, запястья привлекли моё внимание. У жены часовщика руки отражали молодость. Как правило, старость первыми не щадит именно их. Но у моей собеседницы морщины тоски и одиночества превращали кожу в подобие змеиной, оказав специфическое воздействие на пальцы и ладони. Казалось, они напоминают о фантастической красоте, когда-то свойственной их владелице. Настолько призрачной и мощной, что невольно думалось, что в сравнении с грацией молодых она затмила бы юность. Но посмотрев фотографии дамы в прежние годы, большинство разочарование бы одолело, не трону лишь извечное и небывалое «когда-то», навек бессмертное в кистях и запястьях.

— Примыкая к безумцам, верящим в знаки, я уже не могу пройти мимо и ничтожной мистики, последний месяц судьба научила прислушиваться к любым изменениям в атмосфере. О чём говорится в детской легенде?

— Не то чтобы она выглядела такой уж ребяческой, подрастающее поколение часто упоминает о каком-то художнике, поведавшем им сокровенную правду, но мне думается, какой-нибудь способный мальчик вполне в состоянии сочинить и жёстче. Считается, что в соседнем подъезде ещё при царе подолгу останавливалась одна иностранка. Знатная госпожа с прескверным характером и искусственными манерами. Она не заслужила бы всеобщего внимания, если б не лёгкая скользящая красота, пронзавшая её худое, почти невесомое тело. По словам нынешних мальчишек, привидение, вызванное биографией хозяйки, должно обитать где-то в районе третьего этажа и на чердаке. Нервная и злая женщина славилась своим эксцентричными выходками и приобрела репутацию садистки. Не в масштабах равных Салтыковой, конечно. Но, в принципе, и об иностранке из наших стен будто бы ходили будоражащие фантазию истории. Перечислять их даже стыдно. Если бы и вправду такое происходило, давно бы полиция арестовала ведьму. Убийства, блуд, тайные общества революционеров, страстные занятия спиритизмом и гоетией, избиения, насилие… но однажды всё прекратилось. Девица полюбила юношу, который недавно появился в городе и плохо знал местные сплетни. Поддавшийся светлому порыву несчастный полюбил демоницу. А с помощью редкого влияние, мрачная госпожа стерегла покой возлюбленного до самой свадьбы, которая уже намечалась. Но стечение обстоятельств вмешалось в планы садистки, и парень всё узнал. Скоро утешившись в объятьях какой-то знакомой нашей иностранки, неудачливый мальчик пытался наладить своё счастье, как мог. Не интересуясь судьбой бывшей любовницы, он заказал портрет новой подруги у одного преуспевающего и талантливого художника.

Картина удалась на славу, но вмешалась чёрная мистическая сила. Брошенная девушка из соседнего подъезда, являясь, по общему мнению, ведьмой, заколдовала полотно. С момента своего появления в доме произведение искусства пугало всякую посмотревшую на него женщину, и по ночам из зеркала, напротив которого висел портрет, спускалась отвергнутая любовница, наводя ужас на прислугу.

Однажды осенью парень лишился девушки, погибшей от болезни загадочного происхождения, после чего совершенно потерял разум. Увидев тело мёртвой подруги, он кинулся в дом к своей иностранке и жестоко зарезал кухонным ножом виновницу всех бед. Вымыв рубашку, ещё целую ночь сумасшедший был на свободе, любуясь картиной великого художника в комнате своего жилища. Но в поздний час с портрета на убийцу смотрело прямо сквозь лицо изображённое — лицо убитой мрачным осенним днём. Выколов себе глаза, несчастный бежал от полиции из города, где, очевидно, и погиб.