двери я долго глажу собаку; пес любовно смотрит на меня снизу вверх, и от этого мне хочется остаться.

— Как его зовут?

— Фингал.

— Пока, Фингал.

Пес молча радуется тому, что я обратила на него внимание.

Выражение лица Дункана не так прозрачно, но все равно, если я еще здесь задержусь, то на самом деле никуда не пойду: я выжата как лимон, но мне все-таки хочется его еще и еще. Я поворачиваюсь к деревьям.

7

Дома мне приходится колоть дрова, поскольку Эгги не уследила за огнем в камине, и в комнатах так холодно, что я вижу свое дыхание. Галла смотрит на меня из загона, траву вокруг нее усеивают вороны. Я останавливаюсь и обращаюсь к ней:

— А что ты думаешь обо всем этом?

Лошадь трясет гривой.

— Хочешь остаться у меня?

На этот раз она не делает никаких движений. Колеблется с ответом.

Я набираю охапку поленьев, несу ее в дом и опускаюсь на колени перед камином. Приготовить веточки и газеты для разведения огня. Щепки сложить шалашиком. Эгги, закутавшись в одеяло, сидит на окне и читает.

— Что случилось? — спрашиваю я ее. Она знает, что нельзя позволять камину потухнуть.

«Ты не пришла ночевать». Сестра вздыхает.

— У тебя отказали ноги?

«Дрова на улице».

Я замираю с зажженной спичкой в руках, и пламя обжигает мне кончики пальцев.

— Черт.

Я зажигаю другую и подношу ее к газете, глядя, как бумага чернеет, сворачивается и дымится. Пламя захватывает деревяшки и вспыхивает ярким костерком. Я сняла этот дом по телефону, вслепую, чтобы мы могли сразу где-то поселиться. Он меньше, чем я ожидала, и в неважном состоянии, мебель и декор давно устарели, но нам много не надо. В первые несколько дней Эгги выходила на улицу, совершала короткие прогулки и бродила вокруг, изучая окрестности, потом стала выбираться реже, а однажды и вовсе прекратила, и теперь одна только мысль о том, чтобы покинуть эти стены, ужасает ее. Я не подумала об отоплении, о том, что до дров ей не дойти.

— Извини, — говорю я сестре. — Мне правда очень жаль. Я буду перед уходом приносить для тебя больше дров.

И куплю ей электрический обогреватель на всякий случай. И не буду больше шататься по ночам. Мне не следовало оставлять ее одну так надолго.

Я сажусь на подоконник напротив сестры, наши колени соприкасаются. Она делится со мной одеялом.

— Волки на свободе.

Эгги улыбается. «Браво. Ходили в паб отмечать?»

Я киваю.

«Значит, ты завела друзей?»

— Мне не нужны друзья.

Она обдумывает этот ответ, и между нами повисает вопрос: где же тогда ты была? Но она его не задает, я тоже ничего не объясняю и готова разрыдаться, только бы прервать это молчание. Вместо этого сестра передает мне книгу, и я читаю ей, голос мой поначалу дрожит, но постепенно крепнет, и, слушая, она прижимается щекой к стеклу, и я чувствую лицом холод. Мы так и проводим выходные, читая и переплетая чувства, с перерывами только на мою поездку в магазин за продуктами и на выпечку хлеба.

В понедельник я приезжаю на работу первая и обнаруживаю, почему стая Абернети так долго не покидала загон они не хотели бросать младшенькую, милую Номер Тринадцать, которая свернулась клубочком под корнями дерева в дальнем углу клетки, где мы не могли ее видеть. Но все же они ее оставили.

Эван приезжает с букетиком желтых полевых цветов.

— Вот тебе, дорогая, калужница болотная для хорошего настроения, — говорит он. — Caltha palustris. Я нашел их по пути, они пробивались сквозь промерзшую землю. Они появляются одними из первых, как только сходит снег. — Эван ставит цветы в стакан с водой и опускает на стол около меня. Я не успеваю его поблагодарить — он замечает в загоне одинокую Тринадцатую. — О нет. Что ты там делаешь, малышка? Я удивлен, что остальные бросили ее.

— Они ждали, сколько могли, — отвечаю я.

Я ухожу в лес за ответом. Вряд ли мне удастся выяснить, почему стая покинула юную волчицу и почему она одна решила остаться, но я все-таки попробую.

Чтобы найти волков на такой большой территории, надо смотреть сверху. Они носят ошейники с джи-пиэс-навигатором, но сначала их нужно обнаружить и подойти к ним поближе, чтобы скачать с ошейника данные, а для этого мы настраиваемся на их индивидуальную радиочастоту, что легче всего сделать с воздуха.

Нашего пилота зовут Фергюс Монро, и от него несет перегаром.

— Вы можете лететь? — спрашиваю я его, не скрывая своих сомнений.

Фергюс смеется.

— Запросто. Веселая ночка мне никогда не помеха.

Жилистый мужчина с ярко-рыжими волосами, несмотря на похмелье, сияет мальчишеской улыбкой. Невооруженным глазом видно, что он еще не окончательно протрезвел, но выбирать не из кого, и, поскольку он единственный в округе летчик, у которого имеются собственный самолет и желание помочь нам, я собираюсь подняться с ним сегодня в воздух, и нет причин откладывать это.

Я закрепляю ремень безопасности, и Фергюс с радостным уханьем заводит мотор. Интересно, он каждый раз издает при взлете такой звук или это представление специально для меня? Как бы то ни было, я смеюсь. Пропеллеры начинают крутиться, и маленький самолет, подпрыгивая, катится потраве коротенькой взлетной полосы, и вот мы отрываемся от земли и неплавно, ошалело парим в воздухе, кажется нарушая все законы физики. В животе у меня все поднимается, внезапно подступает тошнота, и приходится глубоко дышать.

— Давно у вас этот самолет? — спрашиваю я, перекрикивая гул мотора. На головах у нас наушники, чтобы разговаривать, но рев все равно оглушительный.

— Скоро двадцать лет. Но машине, наверно, все сто!

Я, видимо, выгляжу обеспокоенной, потому что он оглядывается и усмехается.

— Не бойтесь, старушка вполне себе на ходу. Она еще никогда меня не подводила.

— Все когда-то бывает в первый раз, — отвечаю я, отчего пилот хохочет так, словно сбежал из местной психушки.

Я открываю на планшете карту и, следя по ней, пока мы делаем широкие круги, держу наготове радиопеленгатор. Фергюсу местность хорошо знакома, он знает, куда стада ходят пить и щипать траву; последние сигналы джипиэс мы получали с этих участков, так что начинаем с них и затем увеличиваем область осмотра. Я внимательно оглядываю землю, пытаясь изучить ландшафт, но сверху он выглядит совсем иначе — формы и цвета нужно сопоставлять с реальным пейзажем. Лесистые участки, длинные отлогие горы, унылые вересковые пустоши и повсюду, куда ни глянь, овцы. Гуляют свободно, без загона, без ограды. Невольно приходит