— Уверен, что это подходящая одежда для офиса?

— Они восхитительны.

— Рада, что ты так думаешь. Мой бывший считал, что тапочки Санты — это глупость.

— Ну, значит он еще тупее, чем я думал. Большой дурак, раз так думал и бросил тебя. — У меня перехватывает дыхание от того, что я произнес это вслух.

Она сдерживает хихиканье.

— Надеюсь, что Санта оставит уголь в его чулке8.

— Или я могу наполнить один из тапочек Санты углем и отправить ему по почте.

— Уголь для Коула.

— Подходящее имя9.

— Теперь он Космос, но это уже другая история. — Она оглянулась через плечо. — Мне пора идти. Уже поздно.

Стоя у двери, освещенного тусклым светом крыльца, чувствую, что это момент, когда мы должны поцеловаться на ночь. Я бы не возражал против повторного поцелуя. Никогда не забуду тот поцелуй. Но наши роли изменились, а я и так уже позволил себе слишком много чувствовать. Слишком много говорить.

Мало того, что отношения с Глорией были бы запрещены, потому что она моя сотрудница, я усвоил суровый урок того, что нельзя связываться с такими женщинами, как она — конкурентными и деловыми. Как и я, Глория борется за то, чтобы добраться до вершины. Проблема в том, что я знаю, что она наступит на меня, чтобы добраться туда. У меня опухшая нога, как доказательство этого.

Но у меня также есть шрамы от другой женщины. Я должен держать себя в руках, чтобы защитить себя и оставаться сосредоточенным на своей цели — добиться успеха, несмотря ни на что.

Глория отводит от меня взгляд, но я улавливаю проблеск ожидания. Выражение ее лица почти незаметно меняется.

Она никак не могла прочитать мои мысли, но я не могу не задаться вопросом, хотела ли она этого поцелуя так же сильно, как и я.

— Спокойной ночи, Бруно, — прощается она и уходит в дом.

— Брайан, — говорю ей вслед со смехом и легкостью, которых не чувствовал уже давно.

Следующие дни состоят из приведения в порядок остальной части офиса — от покраски до отделки столов, установки компьютеров и подключения Wi-Fi.

Все это время я не могу не думать (и не восхищаться) о ногах Глории. Ее руках. Ее улыбке.

По мере того, как проходит неделя, я все больше жалею о принятых мною правилах, что почти заставляет меня пожалеть о назначении того свидания вслепую. Если бы я не стремился отвязаться от родителей, то не находился бы в постоянной борьбе между желанием и долгом.

На самом деле, если отбросить все сомнения, я жалею, что согласился помочь своей семье в этом глупом предприятии. Но уже слишком поздно отказываться, и я не полный придурок. Однако я честен, по крайней мере, с самим собой. В основном потому, что никому другому не осмеливаюсь рассказать, что на самом деле чувствую.

Томми понятия не имел, во что он ввязывается, открывая пиццерию, не говоря уже о партнерстве с Мерили. Есть и юридическая сторона, и создание совместного предприятия, и соблюдение местных правил, норм и кодексов, разрешающих ведение бизнеса. Кроме того, нам приходится составлять бюджеты на все — от продуктов питания до заработной платы, не говоря уже об изучении нового программного обеспечения.

Но Глория только усугубляет ситуацию, своим веселым настроем, приятным смехом и солнечным настроением даже во время череды мрачных дней. Погода в Хоук-Ридж-Холлоу отстой, скажу я вам.

К тому же напряжение между нами трещит и разгорается как костер, способный согреть нас или сжечь все дотла. Я уговариваю себя на последнее, потому что, поразмыслив, не могу допустить, чтобы между нами возникло что-то большее, чем чисто профессиональные отношения. Несмотря на то, что каждый сантиметр моего тела, включая мою все еще раненую ногу, хочет ее. Но мой разум громко возражает против этого.

О, и я уже упоминал, что она мастерски обращается с цифрами?

В течение недели Глория провоцирует внутреннюю борьбу, поэтому я стараюсь держать дистанцию и оставаться профессионалом, если не сказать отстраненным.

В понедельник она приносит банку красных и зеленых конфет M&M’s и ставит их на свой стол. Я ворчу, когда она предлагает мне немного.

Во вторник ставит на книжную полку снежный шар с Сантой. Он активируется движением, поэтому каждый раз, когда я прохожу мимо, снег внутри него кружится. Я очень ясно даю понять, что это большая глупость с моей точки зрения.

В среду, как будто M&M’s было недостаточно, она приносит адвент-календарь, наполненный шоколадом. И заметьте, она не хочет делиться шоколадом.

В четверг появляются два вязаных чулка, один с ее именем, другой с моим. Там размашистым почерком написано «Бруно».

Эта штуковина, как неоновая вывеска, сообщающая всему миру, что у меня бандитское итальянское имя, когда на самом деле я хочу проложить свой путь в мире финансов среди мужчин с такими разумными именами, как Джон, Джек и Бэрон.

Ладно, последнее немного необычно, но в прошлом квартале этот парень всех уделал.

Чулок из красной и белой пряжи, как рекламный щит, дразнит меня. Я пялюсь на него. Он смотрит в ответ. Наконец, я не могу больше терпеть и ломаю карандаш пополам.

— Я же просил тебя называть меня Брайаном.

Глория поднимает взгляд от своего компьютера и смотрит на меня. Сейчас наши столы стоят параллельно окнам и на расстоянии примерно метр друг от друга. Если бы позволяло место, я бы удвоил это расстояние.

— Дело в том, что однажды я ходила на свидание вслепую с парнем по имени Брайан. Он был очень милым. Красивый. Смешной. Умный. Мы очень сблизились. Ты мой босс. Мой ворчливый босс. Грубиян, если честно. Так что ты Бруно.

Я ворчу, и весь оставшийся день мы разговариваем только по необходимости.

«Пожалуйста, передай степлер».

«В принтере закончились чернила».

«Можешь отправить это по почте?»

И все в таком духе.

В пятницу Глория приходит с рождественской елкой. Она примерно такого же роста, как сама девушка, искусственная, увешанная мигающими огоньками.

— Ты не можешь поставить это здесь.

— Хорошо, Бруно. — Вместо того чтобы избавиться от нее, она развешивает на ветках вязаные мини-чулки. Они очаровательны. Но слишком много ее яркого рождественского настроения проникло в офис. Это место бизнеса. Финансов. Профессионализма.

Она отступает назад и осматривает свою работу на елке.

— Идеально.

— Как бельмо на глазу.