Сегодня она сменила на этом месте столь же сумасшедшего и неприятного полуоборванного мужчину, который пару последних дней также тихо держал транспарант:

При виде выходящего из машины Остужева – видимо, узнала его, – женщина закричала, вздымая кулачок: «Позор! Позор!» Водитель, проходя мимо, тихо бросил: «А ну-ка, смолкни. В полицию захотела?» И та послушно заткнулась.

Остужев с шофером миновали проходную, поздоровались с охраной, и Виктор Гамбизонов (так звали водителя) спросил профессора:

– Не понимаю я, чего Барбос… ой, Борис Аполлинарьевич не разгонит этих клоунов?

– По закону им стоять тут можно, – развел руками профессор. – Одиночный пикет.

– А чего эта баба пишет на своем плакатике: забросайте их камнями? Это чего ж, нас, кто тут работает, забросать? Это ведь подстрекательство, разве нет? Призыв к убийству?

Водитель очень уважал своего пассажира за огромность знаний в самых разных областях и поэтому не упускал ни одного случая поговорить с ним. Вот и сейчас. Они сели в лифт, и он во все глаза смотрел на него, во все уши слушал.

– Замучаешься доказывать их намерения, – улыбнулся Петр Николаевич. – Суд, кассация, пересуд… Что время терять! Да и вообще, это цитата из Библии, как с ней поспоришь?

– Из Библии?! – чрезвычайно удивился шофер.

– «Левит» – это одна из книг Ветхого Завета. Повествует главным образом о законах, которые Бог через Моисея дал евреям.

– Но мы, слава богу, не евреи, – проворчал водитель.

– Один из тех законов, – продолжал вещать, не слушая его, профессор, – наряду с другими, весьма подробными и многочисленными, запрещал колдовство и ведовство. Об этом протестующие и пишут на своих транспарантах.

Но тут высокоумный их диалог закончился, потому что шофер довел ученого до кабинета и препоручил секретарше Эллочке.

– Доброе утро, Петр Николаевич, – подчеркнуто вежливо поприветствовала его она.

– Что нового? – дежурно спросил он.

– О, что я вам расскажу! – загадочно протянула она, закатив глазки. – Но сначала – пожалуйте галстучек повязывать.

После того как они с Шалашовиным, прогуливаясь по дорожкам госдачи, обсудили главное для градоначальника, он задал посетителю свой дежурный вопрос, который, в свою очередь, обычно являлся основным для многочисленных его собеседников:

– А как ваши дела? Не обижают ли? Есть ли в чем нужда?

– Обижать никто не обижает, не жалуемся, а вот есть необходимость построить для нашей медиа-группы современный бизнес-центр. А то ютимся в старом НИИ советских времен, штукатурка на ведущих во время эфира сыплется. – Последнее было эффектным враньем, но похожим на действительность. Так как городской голова слушал внимательно, не перебивал, то информационный босс продолжил: – Главное, проект готов, теперь наступил этап согласований, и место для строительства выделить. Мы присмотрели один пустырек на бульваре Королева, но нам его не дают пока, в аппарате горсовета вопрос завис.

«Пустырек», о котором втирал Чуткевич, на деле представлял собой небольшой скверик с детской площадкой, лавочками и двухсотлетними дубами, прямо под окнами жилого многоквартирного дома. То-то обрадуются его жильцы, когда начнется стройка – ну да кто будет спрашивать их мнение!

– После нашего эфира позвоните в отдел капстроя, Лизункову, скажете, что со мной вопрос согласован.

Магнат внутренне возликовал. Проблема, которая не решалась два года, несмотря на все подходы, подлазы и подъезды к тому же Лизункову и другим чиновникам из градоуправления, была решена мэром за тридцать секунд. Правда, не случайно тот подчеркнул: «после эфира». Теперь следовало выполнить свою часть сделки.

Верный своим принципам, что денег много не бывает, скромничать никогда не след и просить всегда надо по максимуму, Чуткевич продолжил: «Кроме того, мы местечко присмотрели, чтобы построить жилье для сотрудников нашего телеканала. У нас ведь трудится много приезжих, они все больше квартиры снимают, а я бы им ипотеку льготную дал, чтоб городу не внапряг. В ближнем Подмосковье мы кусочек землицы приглядели, поле заброшенное, совхозное».

Заброшенное совхозное поле вообще-то на деле было частью национального парка «Лосиный остров» – но кто бы об этом вспомнил и кто бы стал сопротивляться, когда б добро на стройку дал сам мэр-губернатор! Враньем, конечно, была и забота Чуткевича о квартирах для иногородних сотрудниках – вернее, не враньем, а четвертью правды. Сколько их там было, этих бесквартирных, среди телевизионщиков – пара десятков, не больше. Зато в результате стройки можно получить десятки тысяч жилых квадратных метров, а затем благополучно реализовать их на рынке.

Впрочем, городской голова разливающегося соловьем Чуткевича прервал:

– Давайте об этом позже.

Что означало, что пока одолжение, которое медиамагнат градоначальнику оказывал, никак не стоило подмосковного жилого комплекса (хотя вполне тянуло на кусок московской земли на бульваре Королева, в районе Останкино).

Тут, каким-то волшебным образом (Чуткевич и не заметил, как он подходил, и шагов его не расслышал), рядом с ними на дорожках госдачи материализовался молодой человек самой прохиндеистой наружности.

– Детали обсудите с ним. Это Липницкий, мой пиарщик.

Градоначальник живо протянул телевизионному боссу вялую, сырую руку и поспешил по дорожке в сторону своего (точнее, пока еще не своего, а служебного) загородного дома. Медиамагнат глянул ему вслед: длинный, важный, негнущийся. Пора-зительно, каких только персонажей не выносит на самый верх российская история! Но с ними (подумал Чуткевич) сейчас иметь дело легче, как ни странно, чем договариваться с начальством двадцать, и пятьдесят, и сто лет назад. Теперь все просто и цинично: для нынешних существуют только власть и деньги. Все меряется баблом и все стоит денег. Если ты вдруг на территории города и области желаешь получить хоть какую-то прибыль, хотя бы завалящий миллион «деревянных», тебе надо с хозяевами города делиться. Каждая их подпись имеет цену. И вся их деятельность – стройка жилых кварталов, и дороги, и новая плитка на тротуарах, и озеленение на бульварах, – все нацелено только и исключительно в конечном счете на личное обогащение. И организовано все очень просто, безо всяких затейливых схем. Свой откат властям засылают застройщики, и дорожники, и озеленители, и благоустроители. Им ведь надо обеспечить и себя, и детей, и внуков, и правнуков, и жен, и бывших жен, и любовниц, и наложниц без числа. Ну а разговоры о благе народа, которые начальники заводят, – блеф и дымовая завеса, на нее уже никто даже не покупается. Да и сами они в это не верят, бубнят только по старинке, и то все меньше и ленивее.

Но с такими руководителями проще и удобней договариваться (думал медиамагнат), чем с какими-нибудь идейными. Все откровенно и цинично: ты – мне, я – тебе. То, что Шалашовин отказал в жилом подмосковном строительстве, Бориса Аполлинарьевича даже на секунду не расстроило. Он и сам понимал, что это будет перебор – даже просить было с его стороны наглостью. А вот разрешение на стройку телецентра, фактически полученное у мэра-губернатора, – великое достижение. Вот только для того чтобы оно в жизнь воплотилось, надо для начала повеление градоначальника выполнить. Непростое дело, если разобраться.