верующих в Византии обязывал говорить с ними усложненным языком чувств, которые, как известно, внимательны к «мелочам».

Еще одна византийская мозаика встречает нас в Монастыре Хора в Церкви Христа Спасителя в Полях в бывшем Константинополе.

Здесь Мария стоит, держа на руках Спасителя. Мастер уделяет особое внимание складкам одежд героев, словно не оставляя сомнения в том, что античные драпировки никуда не исчезли, а лишь сменили локации с одних богов на других.

Довольно любопытно выражение лица Богоматери, отражающее грусть, усталость, печаль – все эмоции, знакомые живым людям, но с акцентом на то, что может переживать мать, зная уготованную сыну судьбу.

Несколько иное настроение исходит от Марии, предстоящей на сводах грузинской церкви в Алаверди.

Богоматерь здесь не опечалена или умиротворена, а, скорее, настроена решительно. Она держит Иисуса между колен, будто оберегая от окружающего мира. Взгляд ее недоверчив и полон сомнения. Казалось бы, мы рассмотрели только три иконописных образа, но уже выделили несколько граней того, что из себя представляет материнство: одна из них – сомнение.

Пресвятая Богородица с Младенцем и предстоящими Архангелами, фреска монастыря Алаверди XV в. / Алаверди

«Благовещение», Торос Рослин, миниатюра из Зейтунского Евангелия, 1256 / Матенадаран, Ереван

Было ли оно у Марии? Нам не дано знать. Однако мастера периодически позволяют себе дерзость на это намекнуть. Даже, казалось бы, там, где это неуместно. Например, на средневековой армянской миниатюре, иллюстрирующей сцену Благовещения.

Первостепенно наш взор считывает невероятное сочетание цветов – от светло-розового до алого, потом восхищается тонкой прорисовкой линий, и лишь отойдя от декоративности и обратившись к композиции, позам героев и их лицам, мы позволяем себе мысль «что-то тут не так». Будущая Богоматерь будто отстраняется от Архангела Гавриила, принесшего благую весть.

Выражение лица у нее отстраненное, погруженное в себя. Сердцем она уже приняла судьбу, что показано с помощью красной нити, символизирующей то, что из материнской крови Марии прядется плоть Христа.

Наследницей византийской традиции иконописи стала Древняя Русь, на территорию которой была перевезена Владимирская икона Божьей Матери.

При первом же взгляде на древний шедевр в голову приходит слово «умиление», которое и подтверждает принадлежность образа к тому типу икон, которые назывались «Елеус» (Умиление).

Щемящее чувство в груди вызывает поза Христа, прижимающегося к лику Богоматери. Важно понимать, что это не просто смена ракурса на один и тот же сюжет, а демонстрация того, как Спаситель привязан к своей матери. Он тянется к ней всем эфемерным телом вне определенного возраста и пространства, что символизирует суть сыновней любви. Иисус будто пытается утешить Марию, в глазах которой считывается молчаливая мольба той, что способна нести самый тяжелый крест.

Богоматерь Владимирская. Двусторонняя икона. Первая треть XII в.

Пресвятая Богородица с Младенцем, фреска монастыря Высокие Дечаны, ок. 1350 г. / Республика Косово

Фреска монастыря Дечаны будто зеркально отражает икону Владимирской Божьей Матери. Восточный подход к христианскому сюжету проявляется не только в детальной выписке наряда Марии, но и тел героев. Начиная от волос Иисуса Христа, будто переливающихся под золотым светом, заканчивая маленькой ручкой, хватающейся за воротник матери. Неприметный жест, вмещающий в себя многое – желание найти защиту, но в то же время детское любопытство, выражающееся в младенческом желании сжать пальцы, когда в руку кладут предмет, чтобы в дальнейшем его познать всеми доступными способами.

Возвращаясь к древнерусским памятникам, не можем не обратить ваше внимание на гениального эмигранта из Византии – Феофана Грека. Образ Богоматери его кисти в церкви Спаса на Ильине улице в Великом Новгороде впечатляет монументальностью, но в то же время лаконичностью.

Практически однотонное изображение Марии и Иисуса лишено деталей и тонких прорисовок, но это не мешает нам считать посыл. В отличие от предыдущих образов, где либо Богоматерь обращена к сыну, либо он к ней, здесь обе фигуры открыты нам. Спаситель повторяет позу Марии, а голова его находится там, где середина ее груди, что наталкивает на мысли о том, что место ребенка, независимо от того, где он находится, в сердце матери.

Со временем иконописные образы обретали многочисленные воплощения, меняя антураж, детали, нюансы, но никогда – суть. Если обратиться к мозаике «Пресвятая Богородица» в Спасе на Крови, созданной по эскизам Виктора Михайловича Васнецова, станет очевидно, что спустя столетия (а потом и тысячелетия) истина, которую несут в себе образы святых, непоколебима. Несмотря на технику мозаики, мастеру удалось сохранить реалистичность героев. Это уже не просто образы, но вполне реальные персонажи из плоти и крови. Если выражение лица Марии схоже с другими рассмотренными нами иконами, то лицо и поза маленького Иисуса выражают нечто новое – не готовность ли это встать на защиту? Мальчик закрывает мать от внешнего мира с обеих сторон – с передней, выставив руку впереди, и задней, покровительственно приобняв ту, что верит в его силу в любых земных обстоятельствах.

Богоматерь Знамение. Феофан Грек. XIV века.

«Пресвятая Богородица», Виктор Васнецов, 1901 г. / Владимирский собор, Киев

Мадонна

Мать говорит Христу:

– Ты мой сын или мой

Бог? Ты прибит к кресту.

Как я пойду домой?

Как ступлю на порог,

не поняв, не решив:

ты мой сын или Бог?

То есть, мертв или жив?

Он говорит в ответ:

– Мертвый или живой,

разницы, жено, нет.

Сын или Бог, я твой.

Иосиф Бродский

Иконописный образ Богоматери со временем трансформируется в более земной, в тот, который мы привыкли называть Мадонной в европейском искусстве. Начинается все в эпоху Проторенессанса с легкой руки нескольких гениев, в частности, Джотто.

При первом взгляде на «Мадонну на троне» кажется, будто это типично средневековое изображение. Ее фигура в разы больше остальных действующих лиц, потому что мастер не стремится соблюдать реальные пропорции, напротив, он ясно дает понять, что поле матери Христа в разы больше ангелов, что уж говорить о простых смертных. Однако стоит начать разглядывать детали, как мы заметим, что Мария стала более живой. Это проявляется в выражении лица, а также в драпировках одежды, сквозь которую даже проступают очертания груди.