мой приказ до всех ректоров и подготовить от моего имени указ. А всех остальных я прошу выполнить мои поручения и задуматься о будущем, оно, по словам главы МИДа, не столь и радужное. Совещание окончено, все свободны, — вдруг резко, в своей обычной манере сказал Павел Пятый, и быстрым шагом удалился прочь из кабинета, громко хлопнув дверью.

Глава 6

Расследование

— Профессор, а что это было? — громко спросил я, войдя в комнату с управляющей аппаратурой, и растерянно остановился. Профессор лежал на полу без сознания, а пульт, за которым он ранее сидел, гудел на разные лады и сверкал разноцветными огнями крохотных электрических лампочек. Больше никого в комнате не было.

Я опешил, всё негодование и злость, что бродили в моей голове, пока я шёл сюда, в один миг вылетели напрочь. Предполагая самое худшее, я бросился к профессору, но, Слава Богу, он дышал. Жив!

— Профессор, профессор! — стал я тормошить его, но Беллинсгаузен не отзывался, с его головы невольно слетела белая лабораторная шапочка, и я увидел на правом виске небольшой кровоподтёк. Нужно срочно спасать профессора, пока не поздно, но я не знал, что делать. Какую помощь оказать, как? Ясно было только одно: нужно срочно вызывать медиков.

Мой дар бесполезен, я не создам сходу лекарства или аппарат, поддерживающий жизнедеятельность организма, я просто не умею. Оставив профессора лежать на полу, я бросился к внутреннему телефону.

— Аллё, аллё!

В трубке что-то щёлкало и громыхало, пока оттуда не послышался пронзительный свист. Слёзы отчаянья брызнули у меня из глаз и, с размаху вернув куцую трубку обратно на рычаги, я бросился к профессору, на ходу припоминая азы оказания первой медицинской помощи. Нам в гимназии о том говорили, но слишком мало. У меня просто не хватало знаний, чтобы суметь хоть как-то поддержать его организм, профессор продолжал лежать на полу, где я его оставил, не подавая никаких признаков жизни.

Расстегнув на нём рубашку, я приложил ухо к груди и с трудом услышал биение его сердца. Жив! Только без сознания. Вызвать помощь не получилось и, подхватив безвольное тело под мышки, я потянул его к выходу. Распахнув дверь, вывалился в коридор и тут понял, что нужно стучаться в другие двери, а не тянуть тело, но было уже поздно. Хорошо хоть коридор короткий.

Дотянув тело профессора до ближайшей лаборатории, я прислонил его к стене и стал ломиться в дверь. Через несколько долгих мгновений она распахнулась, явив мне лицо какого-то лаборанта, а дальше всё завертелось без моего участия. Я только помогал внести тело внутрь, потом вынести, погрузить в карету скорой помощи и отправить в больницу. В себя пришёл только уже в общежитие.

— Ты где был? — спросил меня встревоженно Пётр, когда я устало вошёл в комнату. Ефим, сидевший на своей кровати, с удивлением воззрился на меня, но благоразумно промолчал, так как мы с Петром к нему обращались редко, практически не замечая.

Поменять комнату он мог только с нового учебного года, а съезжать на частную квартиру не захотел, вот и терпели его. Да он после того случая с шинелью вёл себя тихо и незаметно.

— Да где я только не был сегодня. Есть что-нибудь поесть? А то я всё пропустил, намучился с профессором, а уже поздно, только в кабак идти, за новыми приключениями, а мне на сегодня уже хватит.

— Да, я как раз к чаю купил немного конфет и калачей, будешь?

— Буду, конечно!

— А я чайник вскипячу, — тут же отозвался Ефим и, не дожидаясь моего согласия, бросился к нему.

Пока пили чай, я рассказал, что произошло со мной и профессором.

— Ну дела, так на вас напали?

— Не знаю, как на меня, но на профессора напали точно.

Услышав от меня такое известие, Пётр аж подпрыгнул на стуле, его глаза загорелись, а Ефим, наоборот, отшатнулся и растерянно стал смотреть на меня.

— Получается, враги уже в академии.

— Не знаю, враги или нет, но паром меня так шибануло, что я чуть не угорел, благо успел пройти последний этап испытания и проскочить к выходу, а то сейчас не с вами разговаривал, а лежал бы в больнице. В морге…

— Да ну тебя! Наверное, профессор случайно нажал на педаль, вот паром и шибануло, или когда его ударили, падая, он на что-то нажал. С ним-то что?

— Не знаю. Увезли в больницу, врача с даром сразу вызвали, он примчался и успел вытащить буквально с того света профессора. Вовремя я позвал помощь.

— Да, ты молодец, успел.

— Что-то много с тобою случается всяких происшествий, Фёдор! — встрял Ефим.

— Со мною-то? Да, а вот с тобой ничего не случается, ты всё время оказываешься в стороне, хотя всё обо всех знаешь.

— Ну… — не смог сразу найтись с ответом Ефим.

— Что ну? — я ощутимо разозлился. — Говори, что знаешь о той троице, которая напала на меня и чуть не выгнала из академии, пользуясь своими связями.

— Да ничего я не знаю.

— Врёшь! — практически одновременно выкрикнули мы с Петром.

— Ладно, расскажу вам кое-что о них, только по секрету. Если они узнают, что я вам рассказал или хотя бы станут догадываться, то мне кирдык, — и Ефим показательно провёл большим пальцем по собственному горлу.

— Не преувеличивай, — нахмурился Пётр.

— Я не преувеличиваю, они не простые дворяне, по уши погрязли во всяких грязных штучках, вот и цепляются ко всем подряд, чтобы пар спустить. Привыкли к безнаказанности. А ты укорот дал, да такой, что век помнить станут. Они не забудут.

— Я знаю, нажил себе врагов, но и отступать мне некуда было. Либо в грязь лицом и жизнь подлецом, либо враги на будущее и честь с собою.

— Что это ты о чести говоришь, когда не дворянин?

— Я стану дворянином, мой отец им был, и я стану. Честь — она либо есть, либо её нет, и не важно, кто ты: мещанин или барон. У меня она есть и останется при мне, а остальное не волнует. «Если есть враги, значит, ты не безнадёжен», — говорил мой отец.

— Ладно, я не спорю. Слушайте, но молчите тогда о том. Эти трое состоят в закрытом клубе, названия которого я вам сказать не могу. Если