Ссылка и казнь слона ничуть не улучшили ситуацию — чума не отступала. И тут в довершение всех бед над державой нависла новая беда — нашествие из Крыма. Не ввязываясь в бои, обойдя пограничные укрепления, так называемую «засечную линию», хан вторгся в русские пределы.

Опасаясь плена, царь покинул Москву и перебрался в Ростов Великий, а оттуда в Вологду. Столица русского государства осталась беззащитной, но входить в зачумленный город хан не пожелал, а приказал зажечь пригороды. Застроенный деревянными домами, город за несколько часов выгорел почти полностью — уцелели немногочисленные каменные дома и церкви да Кремль. После этого «огненного разорения» население города уменьшилось в шесть раз — кто сгорел, а кто задохнулся от дыма. Среди жертв пожара оказались и присланные английской королевой львы, которые когда-то помешались по соседству со слоном, высланным из города, — царственные хищники задохнулись в своем рву. Возвращаясь в Крым, татары захватывали всех, кого могли, собрав колоссальный полон в 150 тысяч человек, — этих русских пленников продали в рабство.

Все это произвело на Ивана Грозного столь сильное впечатление, что ради заключения перемирия с ханом он пошел на унижение. Принимая ханских послов, вышел к ним облаченным в сермяжные одежды, изображал смирение и робость, сулил срыть все русские укрепления на Северном Кавказе, предложил Девлет-Гирею возврат Астраханского ханства и даже готов был начать переговоры об оставлении русским войском Казани.

От полнейшего политического фиаско русское царство спасли только спесь и самоуверенность крымского хана — Девлет-Гирей отказался от мирного договора, дабы полностью подавить противника. Да и как ему было отказаться от соблазна стать новым Батыем, если все складывалось в его пользу: в Московии царили голод и разорение, свирепствовала эпидемия чумы, столица лежала в руинах, царь укрывался на северных окраинах державы?! Оставалось только раздавить остатки военной организации царства, что Девлет-Гирей и намеревался сделать, снаряжая сорокатысячное войско в поход. Да кроме того, Османская империя прислала подкрепление из нескольких тысяч воинов. Уверенный в неизбежной победе, хан Девлет-Гирей перед выступлением в поход объявил, что «едет в Москву на царство», и еще в Крыму приказал составить роспись русских городов и уездов, которыми он жаловал своих мурз и беев.

Понимая, что война с ханом может стать последней для него самого и всего государства, Иван Грозный, собирая войско, включал в него любые силы, полезные для встречи крымского супостата. Тут-то и вспомнили о ливонцах, заключенных в московской тюрьме, — им предложили отправиться на родину и привести оттуда как можно больше воинов. Так Юрген Фаренсбах снова обрел свободу, получил много денег и удостоверительные грамоты от русского царя, в которых было обещание использовать ливонских воинов только против татар, а не против кого-либо еще.

Несмотря на то что Фаренсбаху было чуть больше двадцати, он уже немало помотался по свету и знал, как подойти к делу. Прежде всего он связался со старыми знакомыми из отряда Курселя, которым удалось спастись. Вслед за ними к Фаренсбаху со всех сторон потянулись прочие искатели военной удачи; так был сформирован большой отряд, капитаном которого Фаренсбах объявил себя. Он назначил старших офицеров, из полученных в Москве денег выдал авансы, закупил снаряжение, боеприпасы, фураж и продовольствие. В Москву Фаренсбах привел тысячу бойцов, с которыми его приняли на службу и отправили в Большой полк, где было собрано около восьми тысяч человек.

Всего же под команду князя Михаила Ивановича Воротынского, назначенного главным воеводой в том походе, было отдано около 20000 воинов. Сам царь не очень верил в то, что такими силами Воротынский сможет остановить нашествие Девлет-Гирея, и покинул столицу.

Русское войско встало лагерем под Серпуховом, собирались встретить крымцев у переправ через Оку, но большой мастер обходного маневра Девлет-Гирей сумел обмануть Воротынского. Он отправил под Серпухов две тысячи воинов, а остальное войско вывел на окский берег выше Серпухова, перейдя реку у села Дракина, где был встречен полком воеводы Одоевского, в котором было 1200 воинов. После лютого и кровопролитного сражения полк Одоевского полег полностью, а Девлет-Гирей переправил главные силы и пошел с ними на Москву.

Узнав о прорыве неприятельского войска, Воротынский оставил позицию под Серпуховом и устремился за Девлет-Гиреем, войско которого на марше растянулось на пятнадцать верст. Русские яростно «вцепились в хвост» крымского войска, начисто истребив тех, до кого смогли добраться. Обеспокоенный разгромом своего тыла, Девлет-Гирей приказал прервать марш на Москву и повернул обратно, в точности выполнив то, на что так рассчитывал воевода Воротынский.

Хан не мог рисковать, оставляя у себя в тылу хоть какую-то боеспособную военную силу русских. Нисколько не обольщаясь насчет дисциплины в собственном войске, Девлет-Гирей прекрасно понимал, что, как только они достигнут Москвы, объявленной конечной целью похода, ему никакими силами не удастся удержать воинов, которые небольшими отрядами расползутся по окрестностям для грабежа и захвата пленников. И тогда шедшим за ним по пятам русскими воеводам останется только истреблять ханское войско по частям. Так можно было потерять все. Поэтому решено было прежде, чем брать Москву, прикончить рати Воротынского в поле.

К тому моменту, когда войско Девлет-Гирея подошло к основной позиции Большого полка, русские, как говорит древний хронист, «поспели обдернуться обозом»: на холме возле Молоди полки Воротынского развернули укрепления передвижной крепости — «гуляй-города», имея перед собой реку Рожайку в качестве оборонительного рубежа. «Гуляй-город» собирался из толстых дубовых досок, перевозившихся в обозе, — при необходимости собранные из этих досок большие щиты устанавливали на телегах, сцепленных между собой крючьями и петлями, чтобы их нельзя было раскатить. В щитах устраивались бойницы, через которые вели огонь из пищалей и пушек малых калибров, а между телегами в нескольких местах оставляли проходы, чтобы можно было делать вылазки для контратак.

Не имея большого опыта осады укреплений, татарские отряды раз за разом мчались в кавалерийскую атаку на укрепленный холм, плевавшийся огнем и свинцом, и несли большие потери. Не подпуская врага к самым стенам, русские делали вылазки, рубясь с татарами по всему холму и в поле, а потом снова уходили под защиту своих обозных укреплений. В ходе этих схваток под стенами «гуляй-города» погиб ногайский Теребердей-мурза и многие другие знатные витязи.

Главный военный советник хана Дивей-мурза обещал покончить с Воротынским в ближайшие дни и на 31 июля 1572 года назначил большой штурм русского укрепления. Накануне этой атаки мурза с небольшой свитой выехал на разведку, пожелав лично высмотреть слабые места в русской обороне. Навстречу ему из русского стана выслали сотню бойцов, и татары спешно поворотили прочь, но в дело вмешался случай — аргамак Дивей-мурзы споткнулся и грянулся оземь, а всадник, на всем скаку вылетев из седла, сильно ушибся. Тут его и скрутил суздальский богатырь Темир Алалыкин, накануне сразивший ханского зятя Иль-мурзу. Но, пленив самого опытного ханского военачальника, русские не догадались о том, кого захватили, — хитрый татарин сказался простым воином. Только днем, когда при очередной вылазке удалось пленить татарского царевича Ширин-бека, все выяснилось: на допросе царевич отказался отвечать, говоря, что у русских уже есть пленник, который лучшего его знает планы шаха. Его спросили, кто же это, и он назвал имя Дивей-мурзы, а когда того привели, опознал его.