– Но почему? Неужели я тебе безразличен? – еле слышно спросил Андре.

– Я не могу выйти за тебя замуж, нет. Это исключено.

– Значит, исключено? – нахмурился Андре. Я спрыгнула с кровати и, подойдя к нему, опустилась на ковер у его ног.

– Да, исключено, – сказала я. – Но не потому, что ты мне безразличен. Я тоже люблю тебя. И я останусь. Просто останусь с тобой. Мне больше ничего не нужно.

– Но почему? Как ты можешь говорить, что это исключено, если любишь меня?

– Я принимаю все твои предложения, за исключением последнего. И не будем больше об этом, Андре. Я хочу, чтобы ты владел мною, чтобы делал со мной все эти вещи. Мое тело принадлежит тебе, и вся я – твоя. На коленях и с чем захочешь во рту. Пока нам обоим это будет нужно.

– Ты не знаешь, на что соглашаешься, – покачал головой он.

– О, я уверена, что ты еще удивишь меня. И что список, изложенный тобой, далеко не полон. Но ты сам сказал – пока я разрешаю, пока есть мое добровольное согласие. Верно?

– Ну… если у тебя связаны руки, а во рту мой член, как ты возразишь? – улыбнулся Андре. – У меня идея! Если так подумать, я смогу даже жениться на тебе без твоего согласия.

– Не уверена, что городские служащие поженят нас в такой позе, – расхохоталась я.

Андре опустился на пол, втащил меня к себе на колени и прижал, положив ладонь на мою грудь, а затем поцеловал в губы, играя пальцами с моим соском. Я почувствовала, как внутри меня снова распаляется жар. Невозможно, просто невозможно представить, чтобы это было правдой. Сумасшествие – да. Но – семья? Нет, семья – это нечто совершенно другое.

– Я беру то, что дают, в надежде на большее в будущем, – сказал он. – Хотя бы надежду ты мне оставишь?

– Надежда опасна, – покачала головой я, и Андре вздохнул.

– Ты невозможна, я говорил тебе? – сказал он устало, как учитель нерадивому ученику. – Ладно, значит, ты – моя. Это уже кое-что. Сегодня я привяжу тебя к кровати и заставлю кончать во сне. А пока схожу и принесу нам ужин. Ты проголодалась?

– Больше, чем ты можешь себе представить, – рассмеялась я, и Андре, с сожалением выпустив меня из объятий, пошел одеваться.

– Ты не сбежишь? – спросил он, уже стоя в дверях.

– Может быть, ты хочешь для верности связать меня? – предложила я, улыбаясь. Андре, к моему удивлению, глубоко задумался, а затем с видимым сожалением помотал головой.

– Я тебе верю, – сказал он и вышел.

Я ухмыльнулась и потянулась, чувствуя блаженную истому, охватившую все тело. Бросив взгляд на утопленный в кувшине телефон, я прошла в ванну и посмотрела на свое глупо улыбающееся лицо. Каким сильным был соблазн сказать «да» на это сумасбродное предложение руки и сердца, наверняка сделанное под влиянием минуты. Все, чего я сейчас хотела, это просто быть рядом. Андре считает себя монстром – что ж, может, так оно и есть. Однако за все это время я поняла одно: я тоже монстр, и никогда, вероятно, не была нормальной. Ничего не поделаешь, нам придется с этим жить.

Я набросила на себя покрывало с постели, обмотавшись им наподобие туники, и вышла на открытую крышу. Вид отсюда открывался поистине восхитительный. Я посмотрела на уютную вечернюю площадь с множеством открытых магазинчиков и кафе. Дождь кончился, вечернее небо было ясным, и легкий ветерок охватывал прохладой. Облокотившись на поручни террасы, я беспечно глазела на толпу, мечтая о возвращении Андре, как вдруг почувствовала – или это мне только показалось, – что кто-то пристально смотрит на меня снизу, с площади. Я ощутила на себе взгляд и перегнулась через перила, пытаясь с высоты четвертого этажа внимательно разглядеть людей. Скорее всего это просто глупость, игра моего воображения.

Люди торопливо проходили по площади, любой мог поднять голову и увидеть меня. С чего я взяла, что кто-то за мной наблюдает? Да и зачем? Я почти убедила себя, что все это ерунда.

Но тут я увидела ее. Это была женщина. Она стояла, прислонившись спиной к стене противоположного здания и, не отрываясь, смотрела прямо на меня. На ней был длинный темный балахон и светлый хиджаб, скрывавший большую часть лица. Мне показалось, что я уже видела эту женщину, ее лицо было смутно знакомым, что, впрочем, могло быть и просто обманом зрения. Можно ли узнать человека, если видно только треть лица? К тому же с высоты четвертого этажа. Но глаза – ее глаза – были устремлены на меня. Она явно наблюдала за мной. Почему? Я терялась в догадках, но одно было совершенно ясно: эта женщина ненавидит меня. Ее взгляд был полон ненависти, и я, столкнувшись с ним, вздрогнула и отпрянула, словно меня ударили по лицу.

В этот же момент и женщина заметила, что я смотрю на нее. Несколько мгновений мы, не отрываясь, прожигали друг друга взглядами, а потом она развернулась и быстро пошла прочь, оглядываясь, чтобы удостовериться, что я все еще стою на месте. Как будто я могла спуститься к ней по доброй воле. Меня снова колотила дрожь.

Продолжение следует