Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Удаляю сообщения.
Ничего не отвечаю.
Наношу в ванной крем, переодеваюсь в футболку для сна и иду к мужу. Юра уже спит перед телевизором. Несколько минут смотрю на него и кусаю губы. Завтра я поставлю этого пацана на место. Мне просто необходимо найти слова. Иначе он играючи разрушит мою семью. Для него всего лишь игра, а для меня жизнь.
Глава 12
Максим
Семь утра. Спортзал. В наушниках долбит рок. Подтягиваюсь на турнике до изнеможения, пока не сводит руки. Падаю на маты. Дышу.
Мне не спится. От слова совсем. Ломает уже сутки. Как гребаного наркомана. На губах ее фантомный вкус. И я постоянно их облизываю, как идиот. Закрываю глаза. В очередной раз накрывает агрессией. Похоже, бог все-таки есть. И он наказывает меня вот таким изощрённым способом. В мире миллиарды женщин, а я запал на несвободную.
Встаю. Беру бутылку с водой, пью, закрываю крышку, отшвыривая бутылку на маты. Иду к груше. Колочу по ней до изнеможения, пытаясь выбить из себя все это дерьмо. Пот градом, снимаю майку, вытираю ей лицо, присаживаюсь на край беговой дорожки. Ни хрена не легче.
Сука!
Я уже ненавижу эту женщину.
Да что в ней такого? Женщина как женщина…
И нет… Нет таких больше.
Грудную клетку разрывает.
Выхожу из зала. Поднимаюсь наверх. Контрастный душ. Бреюсь. Провожу рукой по волосам, рассматриваю себя.
Ты идиот, Макс. Какого хрена-то тебя переклинило?!
Ответа так и не нахожу. Хочу ее и все! Просто потому, что хочу. Одержимость какая-то. Крышу рвет.
Разве так бывает?
Бывает…
Невыносимо.
Одеваюсь. Черные джинсы, темно-синяя джинсовая рубашка, часы, немного парфюма, прячу крест. Беру ключи от машины, портмоне, телефон. Полдевятого. Спускаюсь вниз.
Иду на кухню. Любы нет. Зато есть новая баба отца. Психолог. Как ее там… Галина? Да, Галина. Женщина в длинном шелковом халате что-то помешивает на плите. Уже обосновалась в нашем доме? Не нравится она мне. Его периодические шлюшки больше внушали доверия. Может, я, конечно, предвзят и ставлю Галину на место матери. А её место незаменимо. Но…
— Где Люба? — спрашиваю я, проходя к кофемашине, подставляю чашку.
— Доброе утро, Максим, — поворачивается, улыбается. — Вчера она плохо себя чувствовала, я дала ей выходной.
Уже распоряжается в нашем доме. Отец наделил ее властью? Странно. Не похоже на господина Демина. Он предпочитает властвовать сам даже в мелочах. Женщина — всего лишь приложение; так, по крайней мере, было с моей матерью.
— Ясно.
Открываю холодильник, достаю масло, сырную нарезку, ветчину.
— На завтрак лучше есть овсянку — очень полезно для желудка — говорит Галина, помешивая кашу и скептически смотря, как я собираю бутерброд.
— Так ешьте, я не против, — с удовольствием откусываю бутер и его запиваю кофе.
Молчит, скептически поджимая губы. Сажусь за стойку, ищу в телефоне номер Любы. Набираю.
— Да? — довольно бодро отвечает женщина.
— Как твое здоровье?
— Да все хорошо, — растерянно отвечает она.
— Говорят, ты заболела? — Галина оборачивается, раскладывая овсянку по тарелкам, добавляя масло.
— Давление, как всегда, вчера вечером подскочило — так это не новость, я уже старая. Но Галина настояла на выходном. Вот, бездельничаю, — ворчит Люба. Да, давление у нее иногда поднимается. Но не критично.
— Ясно. Точно все хорошо? Голос у тебя…
— Да все нормально, просто списывают меня на пенсию. Новая хозяйка, новые правила, — вздыхает женщина. Поднимаю голову на Галину, которая составляет овсянку и кофе на поднос. — Я женщина советской закалки. И стряпня моя столовская, и продукты заказываю не те. Ну уж извините… Молоко без лактозы и траву я готовить не умею.
— Понятно. Отдохни сегодня, а завтра выходи.
— Хорошо, Максимка.
Прощаюсь с Любой, смотря вслед Галине, которая покидает кухню.
Да ну на хрен!
Доедаю бутерброд, допиваю кофе. Иду в прихожую, надеваю куртку, наматываю Любин шарф, выхожу на улицу, прикуривая сигарету. Медленно иду к гаражу, по пути открываю поисковик, вводя имя и фамилию Галины.
«Галина Аксенова, психолог-консультант, семейный психолог, гештальт терапевт, гипнолог. Опыт работы двадцать лет».
Сколько регалий. Впечатляет. Такая любого мужика окрутит и повернет в свою сторону. Но мой отец никогда не был ведомым.
Сажусь в машину, сегодня беру черный внедорожник — гололёд, заносы.
Я не планировал возвращаться на отработку. Но сам не замечаю, как паркуюсь на стоянке возле чёрного входа, выходить не тороплюсь. Сижу, как дурак, и пялюсь в лобовое. Там она… Глотну немного ее запаха, и меня вновь понесёт.
Возле входа тормозит серый «Опель», за рулём «наш муж», королева рядом. Что-то обсуждают, Кристина улыбается. То есть простила ему ночные загулы? Наблюдаю. Она целует его щеку и выходит из машины.
А мне хочется разбить этим губы, которые смеют прикасаться к чужим мужчинам. Стискиваю руль, закрываю глаза. Чужой — это я. А он как раз таки свой. И это он должен разбить мне губы за то, что я посмел взять его. Я бы так и сделал.
Она заходит в здание. Ее муж не спешит уезжать, разговаривая с кем-то по телефону. Выхожу, прикуриваю, фотографирую номер машины. Не знаю зачем, на всякий случай. Внутри нарастает неприязнь, перерастая в агрессию. Каждый день он касается ее, дышит королевой, ложится с ней в одну постель и… Прикусываю фильтр. Уезжает.
Захожу. Кристина в раздевалке. Дверь заперта. Облокачиваюсь на стену рядом. Жду. Через какое-то время дверь распахивается, выходит. Костюм белоснежный, отглаженный, волосы собраны. Строгая.
— Ой! — вскрикивает, натыкаясь на меня. — Напугал, — хочет пройти. Не пропускаю. Ставлю руку на стену, преграждая дорогу. Смотрю в глаза. Зря я это делаю, меня топит в ее карих омутах. — Переодевайся, — рабочий день начался, — строго сообщает она.
— Когда замужняя женщина садится в машину и позволяет себя целовать, значит, она не удовлетворена мужем, — голос садится, хриплю. Кристина опирается на стену рядом со мной и закрывает глаза. Это не безразличие. Уже хорошо. — А если она не удовлетворена, то… — замолкаю, пытаясь выразиться мягче. А королева так и не открывает глаза, дышит глубоко, а я смотрю на ее вздымающуюся грудь. Сглатываю. — То на хрен так жить, королева? Жизнь нужно проживать, не насилуя себя.
Усмехается. И нет, ей не смешно. На губах ирония.
— Это твоё мнение. И оно неверно. Ты еще молод, и в твоем мировоззрении нет оттенков, глубины, обратной стороны. И это нормально в твоём возрасте. А я живу в другой параллели. И буду защищать
