опорами… Дорога, ров обочины! Все, сейчас передняя стойка сложится – и мне конец! Но Саттаров рывком штурвала поддернул самолет, и мы, перескочив через дорогу, грузно осели на землю. Самолет буквально поскакал по степи, сдерживаемый выпущенными Сережей Тюкавкиным тормозными парашютами.

Тряска была такая, что казалось, лопнут ремни кресла и меня размажет по стенам кабины. В Ту-16 и при нормальной-то посадке на бетон полосы штурмана мотает вверх-вниз дай боже, а все из-за того, что от передней стойки до кресла штурмана – плечо в несколько метров. А тут еще ребристый, как стиральная доска, грунт. От сильной тряски лопнул металл крепления кронштейна кабинного огнетушителя, который находился под столиком штурмана и тот на пару с моим планшетом скакал по кабине, норовя крепко огреть меня, так что пришлось отмахиваться, чтобы остаться целым.

Эта скачка казалась вечной, но и ей пришел конец. Самолет остановился. Тишина. Косые лучи солнца через остекление кабины и мириады пылинок в этих лучах. Быстро отстегнув ремни кресла, я покинул свою кабину. Саша Чернышев уже открыл входной люк, и мы все оказались на земле. Со стороны кормы к нам спешил Решетицкий со словами:

– Ну, вы даете! Я уже подумал, что сгорим, столько искр было вокруг самолета!

Осмотрелись – самолет цел, только верхушка киля срезана. Невдалеке за кормой осталась ЛЭП, в одном из пролетов которой отсутствовали провода. Оттуда слышалось какое-то гудение. Потом показался сизый дымок, который побежал налево и направо к опорам ЛЭП. Возле опор были небольшие стожки сена, и когда дымок добрался туда, они с легким хлопком вспыхнули.

Наиль Шарипович спохватился: надо доложить! Забрался обратно в кабину, включил аккумуляторы, радиостанцию и вышел в эфир:

– Восемьсот двенадцатый произвел вынужденную посадку, самолет и экипаж целы!

Руководитель полетов ответил:

– Оставайтесь на месте и ждите вертолет!

Выбираясь из кабины, Сатаров неловко спрыгнул с обреза крышки люка и захромал, подвернув левую стопу. Мы тут же пошутили: после такой посадки ни царапины, а тут на ровном месте травма.

Все то время, что прошло после посадки, меня мучила одна мысль: «Неужели мы долетались до того, что сели без топлива? Позор! Какой же я штурман – залез в самолет и даже не поинтересовался остатком топлива!» Одно утешало, ведь Витя Наймушин собирался выполнить второй полет, а значит, необходимое топливо в самолете должно было быть.

Над нами на высоте круга пролетел истребитель. Видно было, что пилот рассматривает место нашей посадки, положив самолет на крыло. Наверное, РП попросил его найти нас.

Со стороны аэродрома на горизонте появился вертолет – это летел спасатель. Он сходу сел в пятидесяти метрах и не стал выключать двигатели. Из вертолета выскочил солдатик с санитарной сумкой через плечо и подбежал к нам:

– Нужна ли кому-то медицинская помощь?

Убедившись, что все нормально, он побежал обратно к вертолету, и тот немедленно улетел, оставив нас в полном недоумении.

Минут через пять снова показался вертолет, который сделал круг над нами и пошел на посадку. После выключения двигателей из открывшейся двери первым вышел начальник института генерал-лейтенант авиации Агурин Леонид Иванович, а за ним его заместитель по ИАС полковник Седых и летчик-инспектор службы безопасности полетов полковник Савченко.

Саттаров, прихрамывая, пошел к Агурину и, встав по стойке смирно, доложил:

– Товарищ командир! Произвел вынужденную посадку!

Агурин поздоровался с Саттаровым за руку и неспешно пошел к самолету. Полковник Седых обогнал его и заскочил в кабину. Там он включил аккумуляторы и через минуту, выключив их, выбрался обратно. Подошел к Агурину и отрапортовал:

– Товарищ командир! Остаток топлива – три тысячи шестьсот литров!

После этих его слов у меня сразу отлегло от сердца: топливо в наличии! Начальник института обошел самолет и остался доволен увиденным, а на повреждение киля махнул рукой: ерунда! Спросил нас:

– Вы команду руководителя полетов слышали?

И, получив утвердительный ответ, кивнул:

– Молодцы, что не выполнили!

В это время от машины ремонтников, которая подъехала к месту разрыва линии электропередач, подошел мужчина и, поздоровавшись, спросил:

– Товарищ генерал, вы нам линию повредили, что делать будем?

На что Агурин снисходительно ответил:

– Что делать, что делать? Устраняйте повреждение! Самолеты иногда совершают вынужденные посадки.

Ремонтник еще немного потоптался, вздохнул и пошел к своей машине. Агурин, выслушав доклад Саттарова, как все произошло, сказал:

– На моей памяти не было такой успешной посадки Ту-16 на шасси вне аэродрома. Сейчас за вами прилетит другой вертолет, с техником. Он останется с самолетом и будет ждать наземную команду.

Вся троица проследовала к вертолету и вскоре улетела, а мы опять остались одни ждать своего вертолета. Долгожданный борт сел рядом с самолетом, но двигатели выключать не стал. Из него вышел техник. Вместе мы обошли нашу «птичку», как бы передавая ее из рук в руки. Я обратил внимание на то, что кресло в моей кабине было разблокировано. Забравшись в вертолет, мы попросили пилотов сделать круг над самолетом, чтобы посмотреть на него сверху. Летчики охотно выполнили нашу просьбу. С небольшой высоты увидели, что самолет мирно стоит в степи, распластав свои скошенные назад плоскости, а за ним во всю длину вытянулись тормозные парашюты. От колес шасси на земле остались следы.

Полет на вертолете был недолгим, мы сели примерно в тринадцати-пятнадцати километрах от полосы. По прилету прошли к себе в Центр, благо вертолетная стоянка была напротив нашего здания. Там за нас взялся доктор и начал всем измерять давление. Вскоре подошел Наиль Шарипович:

– Ну, все разборки будут завтра, а сейчас поедем ко мне. Надо отметить нашу посадку!

Впятером утрамбовались в командирский «уазик» и поехали к Наилю Шариповичу домой. Жил он в небольшой однокомнатной квартире на первом этаже рядом с торговым центром. Это была настоящая холостяцкая квартира. Поразило то, что по всему полу его комнаты аккуратными кучками были разложены различные вещи: тут было и что-то из одежды, и стопки газет и книг, и даже подшивка журнала «Коммунист Вооруженных Сил». Заметив наши недоуменные взгляды, Саттаров пояснил, что это очень удобно: все под рукой, подошел – и взял что надо!

Наиль Шарипович достал бутылку грузинского трехзвездочного коньяка «Самтрест» с синей узорчатой этикеткой и – с особой гордостью – маленькие граненные стопочки граммов на пятьдесят. Мы немного посидели, распили эту бутылку, оживленно обсуждая все перипетии нашей посадки и, попрощавшись с Саттаровым, вышли