Хорошо просмоленная древесина занималась быстро, горела жарко и долго, перед костром очень скоро стало тепло. Паренек посадил девушку ровнее, расправил, чтобы на тело не падало теней, чтобы огненные отблески равномерно согревали все места. Вскоре синева прошла, Устинья стала выглядеть как обычно… Наверное – ибо обнаженной Маюни ее никогда не видел. А сейчас – не мог любоваться, не мог оценить. Сейчас его помыслы были направлены совершенно на другое.

Шаман ударил в бубен, обращая на себя внимание духов, глубоко вздохнул, запел:

– Услышьте меня, обитатели земли и неба; услышьте меня, обитатели вод и полей. Отзовитесь мне, боги и духи. И ты услышь меня, прекрасная Ус-нэ. Услышь меня, Ус-нэ, ответь на мое слово, протяни ко мне свою руку, обними меня своим телом…

Ныне Маюни и без того находился в состоянии, когда видел потусторонние существа без особых стараний, а потому и духи отозвались почти сразу. К шаману прилетели бабочки, запорхали вокруг, а следом подошла и Устинья, улыбнулась – и с готовностью протянула руку:

– Пойдем!

Однако Маюни вовремя вспомнил предупреждение духов, и прозрачной казачке руки не подал – взял ее за настоящую, холодную ладонь, погладил по пальцам и снова позвал:

– Ко мне возвертайся, прекрасная Ус-нэ. Ненаглядная моя, чудесная, желанная. Я буду любоваться тобой, Ус-нэ, я буду обнимать и ласкать тебя, Ус-нэ, буду заботиться о тебе и тешить своими песнями.

– Я рада видеть тебя, мой милый Маюни. – Девушка протянула ему уже обе руки. – Пойдем со мной! Там тепло и весело, там светло и красиво!

– Я стану баловать тебя лесными ягодами и звериными шкурами, я стану потчевать тебя рыбой и мясом, я стану греть тебя ночью и восхищаться тобою днем, моя Ус-нэ, – взял ее за настоящие кисти шаман. – Не уходи к свету и теплу, Ус-нэ. Возвращайся! Без тебя мне холодно и темно, без тебя для меня нет этого мира. Вернись ко мне, Ус-нэ!

Уговаривая Устинью остаться, остяк подбрасывал и подбрасывал в костер тес от порубленной лодки – пока вдруг вытянутая рука не опустилась в пустоту. Дерево кончилось. Маюни запнулся, заметался – но запасы дров кончились. Ночь же еще и не думала завершаться. Следопыт задумался совсем ненадолго. Сбегал к своему челноку, выгреб шкуры и кожи, вернулся. Поворошил угли, хорошенько их раздул, выжимая остатки тепла, а потом решительно смел в сторону, накрыл горячее кострище двумя слоями толстых кож, сверху осторожно опустил обнаженную девушку, закидал обнаженное тело остальными шкурами, затем разделся сам и тоже забрался под шкуры. Вытянулся на боку рядом, поглаживая в темноте живот Устиньи, ее ноги, руки плечи:

– Не уходи от меня, прекрасная Ус-нэ. Ты мой свет, ты мое тепло, ты мой день, ты моя радость. Нет жизни без тебя, прекрасная Ус-нэ. Прошу тебя, вернись!

А над девушкой продолжали порхать бабочки. Яркие, прекрасные, они, похоже, не замечали, что летают прямо сквозь меха и что под многими слоями покрывал их нечему освещать.

В укрытии над горячей землей очень быстро стало жарко до пота. Маюни, проведя ладонью от плеча девушки к ее бедру, прошептал последнее:

– Вернись… – и уронил голову. Две бессонные ночи оказались сильнее его любви.

* * *

Устинья чувствовала себя легко и свободно, дыша полной грудью и наслаждаясь теплом и светом. Ее не боялись звери и птицы, цветы вокруг были яркими, а пахли густо и сладко, словно липовый мед. Волки позволяли гладить себя по загривку, пушистые зверьки играли возле ног, а олени тыкались мордами в ладони и звали за собой. И она пошла бы – но внезапно услышала невероятно знакомое: «бум-м-м!», звонкое в начале звука и низко тягучее потом. Этот звук Устинья не спутала бы ни с одним другим, так часто его доводилось слышать. Звук бубна, разом колыхнувший в груди радостные воспоминания.

– Маюни! – оглянулась девушка.

Это был действительно он, юный шаман в своей истрепанной малице поверх подаренных казаками суконных порток и кафтана. Часть обновок, привезенных из Пустозерского острога, досталась и на долю принятого в ватагу следопыта. Паренек стоял на берегу и звал Устинью к себе, выкликая имя, ставшее для казачки почти привычным:

– Ус-нэ, моя Ус-нэ! Вернись ко мне, Ус-нэ!

– Маюни… – Душа наполнилась теплом. – Иди сюда, друг мой! Иди ко мне, тут хорошо.

– Вернись ко мне, Ус-нэ!

Казачка двинулась к нему и вдруг испытала очень странное чувство, как будто она стоит на краю высокого, многосаженного обрыва, а паренек находится внизу – и потому дотянуться до него девушке никак не удается. Глазами – вот он, шаман, совсем рядом. А по ощущениям – далеко внизу. Словно Устинья на небесах стоит, а Маюни – на земле. Дотянуться никаких рук не хватит…

– Ты же сможешь, ты шаман! – взмолилась казачка, пытаясь дотронуться до паренька хотя бы кончиками пальцев. – Иди сюда!

– Вернись ко мне, Ус-нэ!

– Маюни, поднимайся! Тут хорошо! Тут светло и хорошо. Дай руку!

– Мне плохо без тебя, Ус-нэ! Без тебя нет жизни, нет солнца, нет неба, нет земли. Без тебя этот мир пуст, Ус-нэ! Вернись ко мне, вернись!

– Я тоже скучаю по тебе, Маюни! Хочешь быть со мной вместе – дай руку!

– Ты прекрасна, как рассвет, Ус-нэ! Твой голос чарует, как пение птиц, твой аромат подобен запаху цветов, твои прикосновения горячи, как пламень! Вернись ко мне, Ус-нэ! Я стану холить тебя, как важенку. Буду укутывать мехами, стану кормить парным мясом, буду греть у горячего костра. Вернись!

– Здесь лучше, чем внизу, Маюни. Дай руку! Мы войдем в этот мир вместе!

– Вернись ко мне, Ус-нэ! Без тебя мир черен, как ночное море, без тебя мир горек, как старая полынь, без тебя солнце тускло, а огонь холоден. Вернись!

Молодой шаман словно не слышал ее просьб и никак не пытался дотянуться до протянутых рук. А без Маюни девушке казалось одиноко. Она слишком привыкла к преданному поклоннику, чтобы просто отвернуться и уйти. И как ни красивы были волки, как ни ласковы звери, как ни звали ее олени – Устинья все колебалась, стоя на краю невидимого обрыва.

Между тем Маюни перестал бить в бубен, занявшись чем-то другим. Засуетился, запыхтел, застонал, а потом лег, вытянулся во весь рост. Сердце Устиньи на миг кольнуло ревностью – неужели забыл? Но тут в ушах зазвучал знакомый шепот:

– Не уходи от меня, прекрасная Ус-нэ. Ты мой свет, ты мое тепло, ты мой день, ты моя радость. Нет жизни без тебя, прекрасная Ус-нэ. Прошу тебя, вернись! – Голос становился все тише и тише, пока не затих последней просьбой: – Вернись…

– Маюни? – встревожилась казачка наступившей тишине. – Маюни, с тобой все в порядке? Маюни, ты жив?

Устинья затопталась на краю обрыва, вглядываясь в неподвижное тело. Сзади тревожно зафыркали олени, тревожно завыли волки, но девушка даже не оглянулась.

– Маюни… – Она зажмурилась и сделала шаг вперед, в пропасть… И тут же девушке стало жарко, душно. На тело давила тяжесть, ноги и кончики пальцев сильно кололо, словно кто-то стегал их ветками акации, живот подвело, шея затекла, нос щипало, словно после ожога. Единственной наградой за все эти мучения было сопение Маюни, спящего рядом с ней в кромешной темноте.