Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…Она приехала к нам в контору по поводу рекламной кампании. Парень, занимающийся у нас промоушеном, в тот день заболел, и Марат кинул меня беседовать с этой дамой из рекламного агентства. Мы обсуждали план журнально-газетной атаки, и я не без удовольствия всячески затягивал наш разговор — я балдел от этой Лики. Не сказать, что она суперкрасотка, но такая стильная, подтянутая, уверенная в себе баба, что просто «ой». Глазищи умные, смешливые, тон властный и при этом — изящная, с кокетливыми кудряшками, таким нежным ртом. Самостоятельная женщина без рефлексий и комплексов, женщина образца конца двадцатого века, шагнувшая прямо с обложки какого-нибудь журнала для деловых дам. Это подкупало, притягивало, возбуждало. Как-то незаметно наш разговор перешел на общие темы. И как-то незаметно для себя я начал говорить о том, что все чертовски непросто и непрочно в этом мире… Лика улыбнулась и спокойно произнесла:
— Пока есть руки-ноги, а главное — голова, думаю, опасаться нечего. Не дай мне бог сойти с ума и дай здоровья. Все остальное приложится.
Кто бы знал, как мне пришлись по нраву ее слова, как хорошо мне сделалось! Уже на следующий день мы обедали в ресторане. И говорили, говорили… Да, через неделю мы переспали, интересно, кто б устоял на моем месте? Наши встречи стали регулярными, хотя и всегда на бегу. Да, мне немного стыдно перед Ленкой, ведь на самом деле я по-прежнему люблю ее и никогда не брошу. Тем более что и Лика замужем, и ни о какой любви до гроба и семейном союзе у нас речь не заходит. Нам просто хорошо, я расслабляюсь. Имею право, в конце-то концов? Я даже почувствовал, что стал спокойней и готов иногда выслушать Ленкино нытье. Но самое интересное заключается в том, что и жена моя немного изменилась, причем в лучшую сторону: у нее уже не такой тоскливый взгляд, она не демонстрирует больше свое страдание вздохами и всхлипами… Я это связываю с произошедшей в себе переменой — я сам стал сдержанней, уверенней в себе, начал излучать положительную энергетику (про энергетику мне тоже Лика все разобъяснила), и Ленка почувствовала себя в этой жизни комфортнее. Словом, от моей связи с Ликой всем только лучше. Что ж, так тому и быть. И нечего мучиться угрызениями совести. Никто не страдает, все довольны, значит, все нормально!
……
…Я, деловая и преуспевающая дама Анжелика Вересова, села в свою «Ауди» и включила зажигание. А потом легла обеими руками на руль, положила на них голову и закрыла глаза: боже, как же я устала сегодня! Два заключенных договора на крупные рекламные кампании плюс три вымотавшие меня по самое «не балуйся» встречи с потенциальными клиентами… Еще это любовное послеобеденное свидание с Алексеем — есть от чего притомиться! Сейчас надо ехать в клуб на шейпинг. Сил нет, но надо, черт побери, надо, надо! Почему, зачем, кому? Чтобы держать форму, чтобы быть здоровой! В конце концов, никто не поймет, если я пропущу занятие из-за усталости. Анжелика Вересова устала? Какой бред, переведите на русский, пли-из! Колобок повесился…
Мне даже захотелось заплакать, но плакать я уже давным-давно разучилась. От этой женской слабинки меня с успехом отучали еще восемь лет тому на первых у нас курсов «суперреферентов». Тамошние преподавательницы — все, как на подбор, американистые эмансипэ — вдалбливали нам, ученицам, помимо секретов непосредственно ремесла, что современная женщина должна быть сильной, самостоятельной и независимой, пусть даже в ущерб «вечно женскому». В противном случае карьеры ей не видать, как своих ушей. В сущности, я очень даже благодарна этим наставлениям и психологическим тренингам, они действительно многому меня, тогда абсолютно бездарную выпускницу педвуза, научили. В результате я сделала отличную карьеру, я самостоятельна и независима. Вот только нередко мне приходится нынче слышать, что слезы, оказывается, — это тоже лекарство. Когда человек плачет, из него якобы выходит стресс. А плакать-то я и разучилась. Зато сколько всякого другого госпожа Вересова теперь умеет, другим бабам и не снилось! Я не хурды-бурды, я — второй человек в крупнейшем рекламном агентстве. Если б наш шеф свалил, наконец, в Америку, куда он уже три года собирается, я, несомненно, стала бы главой конторы. А потянула бы? Ха-ха, какие могут быть сомнения, господа? Если не я, то кто?
Вот только настроения нет. Хоть режь меня на куски, а не доставляют мне уже той радости эти успехи на поприще бизнеса, которые еще так недавно окрыляли и приятно щекотали нервы.
…Как-то я услышала по радио песню, где были такие слова: «Сильная женщина плачет у окна». Что-то о любви, об измене. В общем, про то, но и не про то. Словом, получилось так, что песня стала неким толчком, пинком под зад моим последующим долгим размышлениям о себе и о своей жизни. О Стасике. Он у меня тоже не хиляк и не бездарь, мы друг друга вполне стоим, и вместе нам хорошо. Казалось бы… Хорошо где-то вместе появляться — нами все восхищаются; хорошо вместе делать дорогие покупки, скажем, новую спальню — у обоих есть вкус. А что еще хорошего-то? В постели? Бывает изредка. Не изредка хорошо, а изредка бывает. Мы ведь оба пашем, как папа Карло. И Стасик, едва прикоснувшись к подушке, уже готов. А вот я, как бы ни устала, без снотворных даже глаз сомкнуть не могу. Несколько месяцев мучилась, пока, наконец, врач не выписал таблетки. Теперь уже прежняя доза не помогает, надо ее удваивать, а то буду всю ночь пялиться в потолок, как дура, а утром-то — работа. Но Стасик ничего этого не знает, ни боже мой! Он не понял бы такой моей слабости, я ведь — из металла. Он так мне и сказал однажды с уважением и даже восхищением:
— Ты у меня, Анжелка, железная леди, в натуре, я тобой горжусь!
Догордился. Будто я не знаю, что у него есть любовница. Собственно, поэтому-то и завела интрижку с этим нытиком Алексеем. Теперь у меня все, как и должно быть у дамы моего положения: карьера, муж, любовник. И надо же было влипнуть в отношения с мужиком, который повис на мне, как на последней надежде, с которым надо быть исключительно железной леди без слабостей и комплексов. Именно на эту мою наживку он и клюнул. И ведь нельзя сказать, что у меня нет поклонников и других кандидатов в любовники. Ой, да только свистни! Но Алексей подвернулся аккурат на следующий день после того, как я о Стасике все узнала, а этот тип так на меня варежку разинул, так откровенно запал, что я с ходу решила: так тому и быть. И без лишних хлопот.
Что обидно: я ведь знаю не только о существовании некоей дамы сердца у Стасика, но и то, что эта дама явно совсем другой, не моей породы. Она из этих, из «вечно женственных». А вот как я обо всем дозналась…
Я уже улеглась часу в двенадцатом, выпив свои таблетки и, как обычно, сделала вид, что сплю. А они, заразы, лекарства дерьмовые, никак не действовали. Стасик сказал, что еще посидит за компьютером, и из соседней комнаты доносилось тихое пощелкивание клавиатуры. Дверь туда была приоткрыта, и я пялилась на вертикальную полоску света, с надеждой ожидая прихода сна.
Вдруг тренькнул телефон. Стасик сразу схватил трубку.
— Алло. Ты? Зачем так поздно? — он говорил очень тихо, но мои чуткие в бессоннице уши слышали каждое слово. — Он спит? Погоди…
Стасик подошел к двери спальни и заглянул в комнату. Я захлопнула глаза и стала дышать ровно и глубоко. Муж прикрыл дверь и продолжил разговор. Я напрягла слух, как кошка на мышиной охоте. Я слышала все: