— Натали… моя жена… моя королева, — мягко шептал Кадир, касаясь губами ее губ, зарывшись пальцами в ее волосы. Он целовал ее медленно, томительно растягивая удовольствие, заставляя ее дрожать в предчувствии большего. Он поцеловал уголки ее губ, проследив их линию кончиком языка.

— Аромат твоей кожи навсегда останется в моей памяти, как аромат самой жизни. С каждым вдохом я вбираю его в себя, и я уже до краев наполнен памятью о тебе. Но сегодня ты не воспоминание — ты реальность…

Его язык скользнул между ее губ, пока, наконец, она не сдалась и не ответила на его поцелуй.

Натали чувствовала, как кружится ее голова. Никакая близость, никакой другой поцелуй из тех, что она знала до сих пор, не могли сравниться с этим. Это была ошеломляющая, восхитительная, подчиняющая себе ласка.

— На сегодняшнем приёме многие дали мне понять, что им хотелось бы, чтобы детские комнаты во дворце поскорее заполнились. Но больше всех, разумеется, беспокоился мой отец. Он только вчера напомнил мне, что, возможно, у него осталось не так уж много времени…

Натали похолодела.

Конечно, он собирался заняться с ней любовью только потому, что хотел как можно быстрее произвести на свет наследников, а она была просто дурой, если подумала о чем-то другом. Если? Зачем обманывать себя? Она отвечала ему, как отвечает влюбленная по уши женщина. Права ли Захра? Увидела ли она то, что сама Натали видеть не хотела?

— Что-то не так? — услышала она голос Кадира.

Она не могла позволить ему догадаться о ее чувствах. Ей и без того нелегко выносить его презрение, не хватало еще его жалости.

— Ничего, — сказала она. — Я уверена, придет день, когда король Джорджио похвалит тебя за твое усердие.

Она смеется над ним, подумал Кадир. Натали, должно быть, догадалась о его чувствах. О том, как отчаянно он хочет ее. Скольких мужчин она уже свела с ума? Любила ли сама? Думала ли об одном из бывших мужчин в его объятьях, как когда-то его собственная мать думала о своем любовнике, а не о муже? Неужели каждый принц должен разделять эту горечь от мысли, что женщина, на которой он женился, только терпит его? А чего он вообще ожидал? К сорока годам давно пора избавиться от ненужных иллюзий.

Так почему же он все время борется с двумя противоречивыми чувствами, рвущими его на части? Разве ему необходимо иметь с Натали какую-то эмоциональную близость? Разве необходимо чувствовать то, что он чувствует сейчас? Может, и нет, но он должен быть уверен в ее моральной устойчивости, зная, какое нелегкое бремя возложено на нее. Хотя разве можно ожидать от нее верности, зная, как легко она отдала себя первому встречному, повинуясь какому-то внутреннему капризу?

А если ей нельзя доверять, значит, она должна быть все время под контролем. Уступать своим желаниям — только потакать своим слабостям. Пытаться убедить себя, что он, мог быть не прав в своих суждениях о ней, — худший вид самооправдания. Мужчина в его положении не может допустить промашки. Он не должен позволять ей думать, что уязвим для нее. Со злостью Кадир оттолкнул от себя непрошеную нежность, которая свалилась на него неизвестно откуда.

— Могу тебя уверить, что жду не дождусь того момента, когда мне больше не придется исполнять супружеский долг, — резко заметил он. — Неужели ты думаешь, что у меня есть желание ложиться с тобой в постель?

Его слова причинили ей такую боль, что у нее невольно вырвалось:

— Отлично, тогда можешь больше не насиловать себя.

Наступило молчание. Кадир зажег лампу, чтобы посмотреть на ее лицо.

— И что это значит? — произнес он, четко отделяя каждое слово.

— Это значит, что я беременна, — сказала Натали тихо.

Кадир нахмурился.

— Это, конечно, хорошая новость. Но не слишком ли рано быть уверенной?

У нее еще была возможность отступить — он сам озвучил подходящую формулировку. Какая разница, в конце концов? Она все равно знала, что это его ребенок. Ребенок, рожденный на полмесяца раньше положенного срока, не вызвал бы никаких комментариев, и в данном случае она ничем не рисковала.

Но как она могла солгать Кадиру, чувствуя к нему то, что она чувствовала теперь? Она уже и так знала, как мало он доверял ее полу. И она не была, как его мать, молоденькой девушкой, вынужденной страхом и обстоятельствами навязать мужу ребенка своего любовника. Этот ребенок был его ребенком. И ей не хотелось, чтобы их брак начался со лжи. Кто знает, как будут развиваться их отношения в дальнейшем? Ее молчание насторожило его.

— Когда? Когда это произошло?

Натали сделала глубокий вдох.

— В Венеции. Это случилось в Венеции.

Кадир отбросил в сторону одеяло и встал с постели.

Ее признание оказалось настолько созвучно его мыслям, что оно прозвучало как своего рода предупреждение.

— Это невозможно. Я использовал презерватив, и тебе это отлично известно.

— Я знаю, но он не дает стопроцентной защиты.

— Как удобно, не правда ли? Но я не верю тебе. В конце концов, я не первый мужчина в твоей жизни. Что случилось, Натали? Твой любовник перестарался, и ты решила на всякий случай переспать со мной? Ты специально разыскала меня в Венеции, прекрасно зная, кто я? В конце концов, я пользуюсь своим спортивным псевдонимом уже не один год.

Натали не верила своим ушам.

— Это нелепо, — ее голос дрожал. — Я понятия не имела, кто ты, и, конечно же, никакого другого любовника у меня не было. Я не…

— Что? Никогда не занималась сексом с незнакомым мужчиной?

Натали чувствовала, как горит ее лицо. Она не знала, как ей защитить себя от этого нелепого обвинения.

— Что бы ты ни говорила, тебе не удастся убедить меня, что этот ребенок мой.

Он машинально взял в руку флакон из венецианского стекла. Драгоценный сосуд заиграл всеми красками на его ладони. Как он заставил стекло так ярко сверкать? Должно быть, это ошибка.

— Я не позволю навязать мне чужого ребенка, — повторил он, поставив флакон на стол и отвернувшись.

Кадир едва мог смотреть на жену. Так много надежд он начал возлагать на их брак. Ему хотелось забыть прошлое и здесь, на Нироли, наслаждаться жизнью, строить будущее вместе с Натали и детьми, которых она родит ему.

Он чувствовал на своих губах горечь, где так недавно была сладость ее поцелуев. Сладость? Эта сладость скрывала под собой змеиный яд. Неужели она действительно рассчитывала навязать ему чужого ребенка? Но зачем ей понадобилось идти на такой явный риск? Она могла сказать, что ребенок был зачат уже после свадьбы.

Раздираемый противоречивыми чувствами, Кадир бросился из комнаты.

Натали дождалась, пока за ним с громким треском захлопнулась дверь, и только тогда дала волю слезам.

Она не покажет им своих истинных чувств, думала Натали, глядя как Захара, смеясь, откровенно флиртует с Кадиром.