— Ваша жена и Арлетта в хороших отношениях?

— Думаю, да. Хотя они очень разные. У Мими дети, весь дом на ее руках, она редко бывает в обществе.

— А ей хотелось бы вести более светский образ жизни? Не тянет ли ее в Париж?

— Она терпеть не может Парижа.

— И не скучает в Дьеппе?

— Разве чуть-чуть. К несчастью, сейчас, когда я стал депутатом, мы не имеем возможности жить в столице.

Что скажут мои избиратели?

Слова Шарля Бессона вполне гармонировали с окружающим пейзажем — с голубым, как на открытке, морем, сверкающим на солнце утесом, с купальщиками, которые словно позировали перед фотоаппаратом…

В конце концов, реальная ли это действительность?

Или же только мираж? И может быть, этот большой самодовольный ребенок по-своему прав? И действительно ли умерла Роза?

— Вы не удивились, встретив здесь брата в воскресенье?

— Да, поначалу немного удивился. Я думал, что он в Довиле. Или же в одном из солонских замков — ведь уже начало сентября и разрешена охота. Тео, знаете ли, сохранил светские привычки. Когда у него было состояние, он жил на широкую ногу и охотно принимал друзей. Они этого не забыли и теперь в свою очередь приглашают его.

Совершенно иная картина! Несколько слов — и это уже совсем другой Тео.

— У него есть средства?

— Денежные? Не знаю. Если и есть, то очень немного. Но у него нет расходов. Он холостяк.

Нотки зависти проскользнули в словах этого грузного человека, обремененного четырьмя детьми.

— Он всегда элегантен. Но это потому, что он аккуратно носит вещи. Его часто приглашают в высшее общество. И мне кажется, что от случая к случаю он занимается и коммерцией. Он ведь очень умен и, если бы захотел…

«Да, да, — подумал Мегрэ, — Шарль тоже, если бы он только захотел…»

— Он сразу же согласился пойти с вами в воскресенье к Валентине?

— Нет. Не сразу.

— Он сказал вам, почему он здесь?

— Надеюсь, комиссар, вы не подозреваете Тео?

— Я никого не подозреваю, месье Бессон. Мы просто беседуем. Я стараюсь составить себе как можно более точное представление о семье.

— В таком случае, если хотите знать мое мнение, Тео сентиментален, хотя и опровергает это. Он тоскует по Этрета, где мы детьми проводили каникулы. Вам известно, что мы приезжали сюда, когда была еще жива наша мать?

— Да, это понятно.

— Я сказал ему, что у него нет никаких оснований дуться на Валентину. И что она тоже на него не сердится. В конце концов он пошел со мной.

— Как он вел себя там?

— Как светский человек. Поначалу чувствовал себя несколько скованным. Увидев наши подарки, он извинился, что пришел с пустыми руками.

— А с Арлеттой?

— Что? Между ним и Арлеттой никогда ничего не было.

— Таким образом, за обедом семья была в полном сборе?

— Кроме Сюдра, который не смог приехать.

— Да, о Сюдре я забыл. Вы не заметили ничего такого — какую-нибудь деталь, которая могла бы навести на мысль о готовящейся драме?

— Ровным счетом ничего. А я ведь очень наблюдателен.

Ну и болван! Какое же иногда счастье быть болваном!

— Нужно сказать, что Мими и я были очень заняты детьми. Дома они сравнительно спокойны, а в гостях очень возбуждаются. Вы ведь заметили, что дом Валентины крошечный, а в столовой так тесно, что невозможно выйти из-за стола. И наш малыш, который обычно спит, воспользовался этим и орал не переставая целый час, буквально оглушив всех. Мы уложили его на бабушкиной кровати, а со старшими не знали, что делать.

— Розу вы хорошо знали?

— Каждый раз, приезжая в «Гнездышко», я видел ее.

Она была славной девушкой, немного замкнутой, как и большинство местных жителей. Правда, стоит их узнать поближе…

— Значит, видели вы ее примерно раз пять-шесть?

— Пожалуй, несколько больше.

— Вы разговаривали с ней?

— Ну, как говорят с прислугой? Мимоходом, на кухне. Она была хорошей кухаркой. Не знаю, как теперь устроится Валентина, она ведь любит вкусно поесть.

Знаете, комиссар, если судить по вашим вопросам и моим ответам, боюсь, что вы на ложном пути.

Мегрэ невозмутимо продолжал потягивать трубку, следя глазами за крошечным корабликом, постепенно исчезавшим за горизонтом.

— Впрочем, я так и предполагал. И, предвидя, в каком направлении полиция поведет следствие, просил министра об одолжении: передать следствие в ваши руки.

— Благодарю вас.

— Ну что вы! Это я должен благодарить вас, что вы приехали. Хотя я очень занят, но мне, как и многим, случается читать детективные романы. Бесполезно спрашивать, принимаете ли их всерьез вы. В этих романах каждый что-то скрывает, совесть у всех более или менее нечиста и жизнь людей, внешне самых простых, оказывается запутанной и сложной… Теперь вы немного знакомы с семьей, — продолжал Шарль Бессон. — Надеюсь, вы поняли, что ни у кого из нас нет причин ненавидеть мачеху, причем ненавидеть настолько, чтобы хладнокровно подготовить ее убийство. В желудке Розы был обнаружен мышьяк. И если я правильно понял, он находился в стакане с лекарством, предназначавшимся Валентине. Я не оспариваю выводы экспертов, которые, должно быть, знают свое дело. Хотя даже и у них случаются ошибки и разногласия… Вы встречались с Арлеттой, господин комиссар. Вы видели Тео.

И вот перед вами я. Если бы на Мими не обрушилось горе, я ее привез бы к вам и вы бы убедились, что она не способна никому причинить зла… Все мы были так счастливы в воскресенье! Я предполагаю — пусть даже меня поднимут за это на смех, — что только нелепая случайность могла стать причиной катастрофы.

— Скажите, вы верите в привидения?

Мегрэ был в восторге от своего вопроса, который задал с наигранной улыбкой, как он сделал бы это в парламенте, подпуская ежа своему противнику.

— Нет, я в привидения не верю.

— И я не верю. Однако не проходит года, чтобы где-нибудь во Франции не объявлялся бы дом с привидениями, и несколько дней, а то и недель все местное население пребывает в смятении. В одном городке мне приходилось Наблюдать, как целая армия жандармов, полицейских и экспертов не могла найти объяснение тому, что каждую ночь в доме двигались вещи. Но неизбежно все это в один прекрасный день объясняется.

И в большинстве случаев настолько просто, что история завершается взрывом хохота.

— Но ведь Роза мертва, не так ли?

— Я знаю это и не собираюсь утверждать, что она сама отравилась. Лечивший ее доктор Жолли говорит, что она была здорова телом и духом. Ни ее знакомства, ни ее жизнь не дают основания заподозрить самоубийство. Не забывайте, что яд уже был в стакане, когда Валентина захотела выпить лекарство и не выпила его, почувствовав, что оно слишком горчит.