Перспектива стать матерью изменила все.

Когда Долорс поняла, что на самом деле происходит, что выхода нет и ничего исправить нельзя, сердце ей сжала безмерная тоска. Она представила, что живет в этом ужасном, губительном для здоровья бараке, куда приведет ее Антони: он, она и бедное создание, ее ребенок, рожденный и растущий в этих условиях, не сулящих ничего, кроме постоянных болезней. И сейчас, и тогда Долорс отдавала себе отчет, какую глупость совершает, но в те времена никаких средств контрацепции не существовало, не то что потом, когда Леонор начала встречаться с Жофре, — она принимала противозачаточные пилюли, ах, если бы они в свое время имели такие таблетки.

Все тогда произошло быстро, очень быстро: за два дня до свидания с Антони, когда она уже решилась сказать, что будет жить с ним в бараке, к ней заявился Эдуард с кольцом. Они не виделись все эти три месяца, прошедшие под знаком молчания — сначала напряженного, а потом успокоительного, словно все вернулось на свои места, будто ничего и не произошло, будто некто, имеющий право определять будущее, подошел к провалу, образовавшемуся в жизни тех, кто оказался втянут в эту историю, раздал им лопаты и воскликнул: ну-ка, давайте засыплем землей эту яму, глядишь, вскоре никто ничего и не заметит. Очевидно, что этот некто, устроивший похороны прошлого, понятия не имел, что там, под землей, тянутся длинные ходы, в существовании которых Долорс нисколько не раскаивалась и просто тайком продолжала делать то, что делала. И когда яму засыпали, когда ее стало не видно, появился Эдуард, намереваясь посадить там цветы, которые окончательно скрыли бы все следы.

Сеньорета Долорс, вас хочет видеть сеньорет Эдуард, объявила Мирейя, и взгляд ее говорил куда больше слов, которых она, простая служанка, не могла произнести, например, что этот молодой человек ей, Долорс, совершенно не пара. Дверной звонок прозвенел неожиданно — уже долгое время он молчал — и разрушил окутавшую дом мрачную паутину безмолвия. Давным-давно никто не приходил, чтобы переброситься хоть парой слов, никто не решался, не хотел быть первым, а если у кого возникала срочная надобность, то он поджидал на улице одну из служанок сеньора директора и передавал свое послание через нее. И вот Эдуард как ни в чем не бывало появился этим весенним днем у них в прихожей и попросил Мирейю сообщить о своем приходе. Мирейя провела его, очень нарядно одетого, в гостиную — вроде той, в которой сейчас сидит и целыми днями вяжет старуха, — только это была гостиная тех времен, обставленная по всем правилам, с бархатными портьерами и креслами, обитыми плюшем. Долорс спустилась туда, плохо соображая, хотя и старалась сохранить спокойствие, — ведь она не сомневалась, что молодой человек пришел, чтобы смешать ее с грязью. Благослови вас Господь, произнесла она в качестве приветствия и замерла, потому что увидела, как он взволнован. Он ничего не ответил, а Долорс продолжила: говорите, я вас слушаю. Тогда Эдуард вынул из кармана небольшой сверток и дрожащей рукой протянул ей. Долорс, не зная, что и думать, развернула его, затем открыла коробочку и обнаружила бриллиант, который ее ослепил. В этот самый момент Эдуард и сказал: выходи за меня замуж, Долорс. Пожалуйста.

Временами происходят просто невероятные вещи. Теперь уже Леонор вроде рада, что стала начальницей. Улучив момент, когда дома никого не было, она села возле матери и сказала: знаешь, коллеги по работе тоже довольны, что назначили меня. Я думала, что не гожусь для такой должности, а они принесли шампанское, чтобы отпраздновать мое назначение, потому что до меня ими руководила настоящая стерва, которая гоняла их в хвост и в гриву. Я так удивилась, мама, я совсем не ожидала, что… Леонор запнулась, не зная, как сказать об этом и стоит ли вообще говорить, но потом все-таки решилась: я и не ожидала, что меня так любят. О директорских кознях никто из них и не вспомнил.

Иногда одни вещи заслоняют от нас другие, даже очень важные, при условии, что им удается поразить наше воображение. Вот и Долорс при виде бриллианта испытала потрясение, просто утратила дар речи, в то время как Эдуард торопливо говорил: да-да, мне известно обо всем, что произошло, у тебя был роман с другим мужчиной, к тому же рабочим с фабрики. Но я люблю тебя. Он лгал, и Долорс знала это. Он не любил ее, но, видимо, существовала какая-то веская причина, по которой молодой человек хотел на ней жениться. Долорс почувствовала, что ноги ее не держат, поэтому поторопилась сесть, предложив стул и Эдуарду, и обронила, как бы между прочим: я не могу выйти за тебя замуж, потому что беременна. Мы продолжали тайком встречаться и… вот. Черт побери, он вскочил, не в силах сдержаться. Вот так, повторила девушка и протянула ему назад коробочку с кольцом. Но Эдуард жестом остановил ее и, секунду подумав, сказал: послушай, а если я скажу, что эта свадьба выгодна нам обоим, ты согласишься? Долорс заинтриговали его слова, о какой такой взаимной выгоде он говорит. Прежде чем начать рассказ, Эдуард нервно потер руки: мать хочет с твоей помощью отвлечь внимание от моих отношений с одной служанкой. Я бросил ее какое-то время назад. Я был влюблен, но обошелся с ней некрасиво. Бросил ее, потому что… В конечном итоге, потому что она забеременела. Теперь уже Долорс впору было воскликнуть: «Черт побери!» Вместо этого она сказала: а я и не знала. И со свойственным ей тогда простодушием подумала: почему же не разнеслась молва об интрижке хозяйского сына, а вот ее история, напротив, известна всем и каждому. Какая наивность, думала теперь Долорс, ведь никого не волнует, что вытворяют мужчины, это не преступление, а так, легкая шалость. Вот, например, все, что вытворяет шеф с Леонор, — это тоже всего лишь шалость.

Но если то же самое делаем мы, женщины, это — грех, великий и непростительный, об этом все знают. Хорошо, Леонор предупредила ее, что Сандра вернулась домой, потому что внучка первым делом вошла к ней в комнату. Но на сей раз она не воскликнула, как обычно жизнерадостно: «Привет!» Сегодня она молчалива, должно быть, что-то случилось, однако заметила это только Долорс, остальные погружены в свои дела и не обратили внимания на то, что девочка ведет себя не так, как всегда. Никто и не взглянул на нее. Наверное, провалила экзамен, к которому столько готовилась, или поругалась со своим Жауме.

Моя мать извелась, чтобы я выбросил Синту из головы. Ах, так это та самая Синта, что наливала шоколад, сообразила Долорс, вспомнив сцену на кухне. Эдуард опустил голову и покраснел: он в самом деле искал повод, чтобы зайти к ней на кухню. Мне очень жаль, Долорс. Тогда все было иначе, Синта еще ничего не сказала, еще ничего не было заметно, мама знала, что у меня связь со служанкой, и поэтому решила по воскресеньям приглашать тебя и твоего отца. И каждый из нас, когда мы беседовали, думал о ком-то другом, заметила Долорс с улыбкой, поскольку в этом факте проскальзывало нечто забавное. Когда Синта заметно располнела, прошло уже около четырех месяцев, и именно в это время я по-настоящему обратил на тебя внимание, Долорс. Естественно, дурачок, потому что испытывал физиологическую потребность, думала девушка, можно ли представить себе менее романтическую историю любви, чем эта? Но тут мне рассказали о том, что случилось с тобой, и моя мама разрушила воздушный замок, объявив, что о нашей свадьбе и речи быть не может. Ты же знаешь этих матерей…