Мобильники тогда уже существовали, хотя были далеко не у всех. Но у друзей нашего героя они были. И у подруги был, конечно. С ее мобильника он обзванивал друзей и рассказывал, как плохо маме, и что же делать, если она умрет. Слух пошел по Москве.

На следующее утро «Мерседес» опять подъехал к больнице. Сын поднялся к маме. Мама была жива. Но заведующий обратил внимание на нездоровый цвет лица сына. Давление было повышенным, но доктор решил проверить сахар и вызвал лаборанта. Пришла девочка, взяла кровь. Сахар был 19 ммоль/л (норма – до 5.5). Доктор предложил положить пациента в больницу, но тот отказался. Зато попросил справочку. Справочку дали.

На следующий день подруга набрала 03. Повод к вызову – «потеря сознания, диабет». Приехала «скорая».

Это была совершенно обычная «Скорая». С совершенно обычными врачом и фельдшером. Совсем с другой подстанции, нежели та, где работала Пингвин. Глюкометров на «скорой» тогда не было, зато были тест-полоски. Доктор померил сахар – он был под 30. Пациент сидел в кресле и шумно дышал. От него ощутимо пахло ацетоном.

Необычным в этом вызове было только то, что на бригаду он был назначен не обычным диспетчером направления, а старшим диспетчером. Но это могло заинтересовать только очень хорошо искушенного в скоропомощной «кухне» человека…

«Кетоацидотическая кома» – констатировал врач. На самом деле, конечно, это состояние комой называть нельзя – по уровню сознания это оглушение или сопор, а по жизни его называют прекомой, но термин «кома» в этом случае укоренился.

Фельдшерица поставила капельницу с физраствором и запросила место в отделе госпитализации. Она очень настаивала, чтобы дали определенную больницу, где реально была хорошая эндокринология (и это была совсем не та больница, где была мама героя). Она даже сказала, что это высокий чин МВД, поэтому место ей дали.

Пациента под руки вывели в машину, однако там доктор повел себя несколько необычно. Он вынул из кармана набранный шприц и вонзил иглу в резинку капельницы. Пациент захрапел.

В больнице бригада быстро проследовала в реанимацию. Ее встречал сам завотделением.

– Привезли? – он назвал фамилию, но так тихо, что слышал только врач «скорой».

– Да.

– Кладите на левую койку.

Пациента завезли в маленькую палату, положили на левую койку и подключили к монитору. Бригада уехала.

В палате появилась медсестра. В отличие от своих товарок, бегающих по реанимационному залу, она сидела в палате, почти не выходя. Пациенту делались уколы, ставились капельницы. Но он продолжал храпеть, не приходя в сознание.

Иногда сестра выходила из палаты и подходила к другим пациентам. Чаще всего это были больные сахарным диабетом в коме. Она помогала своим подружкам брать у них кровь из вены.

На следующий день сестру сменила другая сестра, а еще через день – та же самая. Так они и менялись.

В первый же день пришли две тетеньки-эндокринолога: доктор из эндокринологического отделения и доцент кафедры эндокринологии. Больничный эндокринолог сочувственно кивала головой, а доцент поинтересовалась – почему такое глубокое угнетение сознания?

ИСКУССТВЕННАЯ КОМА – важно сказал завреанимацией. – Защищаем мозг.

Доцентша прониклась величием реаниматолога и больше вопросов не задавала. Да и не приходила она больше, а вот больничный эндокринолог, как и положено, приходила и писала дневники в истории болезни.

Еще через пару дней в больнице появился мент, который начал расспрашивать о состоянии пациента. Он потребовал посмотреть на него и почитать историю болезни. Его проводили в бокс и дали почитать. Просмотрев историю, он начал куда-то звонить. Этому куда-то он сообщил, что все вроде без мухлежа. На всякий случай он записал номер наряда «скорой помощи».

В больницу, где лежала мама, тоже наведался мент и тоже попросил посмотреть на больную. Он даже подошел и проверил – действительно ли парализована рука. Оказалось, что да. Историю он читать не стал, ограничился тем, что она есть.

На подстанцию, откуда приезжала бригада, тоже пришел милиционер. Он опросил и врача, и фельдшера об этом вызове. Медики в один голос рассказали о прекоме и о том, как пациент «загрузился» в машине.

В больницу к коррупционеру наведался еще один милиционер. Этот уже серьезно разговаривал и с врачами, и с сестрами, и даже спросил, был ли запах ацетона от больного, когда он поступал. Вся смена, бывшая в тот день, подтвердила – перло, как из канистры. Он переписал все анализы – особенно анализы сахара, но все же ушел.

Через несколько дней пациента перевели в эндокринологию. Родственники попросили все тех же сестер побыть сиделками у тяжелого больного. Девушки с радостью согласились. Еще через пару недель инсулин был отменен, а сестер-сиделок сменила подруга адвокат, а потом сестра больного.

Еще через несколько дней пациента выписали с очень подробной выпиской. Потом он отправился в свое учреждение, где вскоре врачебная комиссия, опираясь на выписку, написала акт о невозможности отбытия наказания в виде лишения свободы. Был суд (даже историю болезни запрашивали), и коррупционера освободили.

Мама выписалась из больницы, когда сын уже уехал в лагерь. До этого ее перевели в неврологию, где девушка-ординатор на обходе очень удивилась такой выраженной спастике в парализованных конечностях на столь ранних сроках. Однако заведующая, наблюдавшая больную в реанимации, пожала плечами и сказала, что редко, но бывает и так.

Домой парализованную женщину сопровождала сноха. Однако когда ее привезли в квартиру, она там долго не задержалась. В квартиру поднялась незнакомая женщина, помогла ей одеться, пешком вывела через черный ход (дом был старый, в самом центре Москвы), посадила в машину и отвезла совсем в другую квартиру. Там старушку ждал мужчина средних лет, который расцеловал ее и спросил: «Мама, ну как ты?»

– Да ничего, заодно и подлечилась немного.

Женщина вручила бабушке и сыну увесистую пачку долларов и уехала.

На следующий день рано утром возле дома в центре Москвы, где жила мама нашего героя, остановились две машины – «Мерседес» подруги-адвоката и коммерческая «скорая помощь». Из «Мерседеса» вышла старушка в платке, поднялась по черному ходу в уже известную квартиру, вышла через парадный подъезд и села в «скорую». Бригада включила маяк и сирену и вскоре была в аэропорту. Там ее встретила женщина средних лет с инвалидным креслом. Старушка села в кресло и женщина повезла ее на регистрацию рейса в Барселону. Они зарегистрировались, прошли паспортный контроль и загрузились в испанский самолет. В Барселоне их уже ждало такси, и дамы отправились в один из тихих городков на Коста-Дорадо, где старушка, наконец, смогла встать и дойти от такси до дверей дома.

В это время выписанная из больницы женщина вышла на прогулку в своем дворе, опираясь на палку. При ходьбе она явственно подтягивала ногу, рука была парализована почти полностью. Молодой парень, куривший у подъезда, поздоровался с ней и спросил: