«Не верит», – скрипнул зубами Халтурин.

– Да, остается, – жестко сказал он, – меняет ассортимент и продолжает работать в усеченном виде.

– А что будет дальше?

– Дальше будем выполнять заказы. Нельзя работать на одну торговлю. Во всяком случае, пока.

– Это как?

– А так.

Глаза у Халтурина загорелись.

– Заказы помогут перебиться и выйти на другой уровень. Надо использовать все возможности, как это делал Матвей Кузнецов.

– Ваш знакомый?

– Знакомый? – пряча улыбку, переспросил Халтурин, – к сожалению, нет. Это русский промышленник, «фарфоровый король», лидер продаж, как сказали бы сейчас. Получил титул «Поставщик двора его Императорского Величества». За титул боролись отчаянно, как за олимпийскую медаль. Один промышленник тридцать восемь лет положил, чтобы получить его! У Кузнецова есть чему поучиться, не сомневайтесь. Думаете, почему фабрики «фарфорового короля» стали лучшими в России?

– Почему?

– Потому что он был из староверов. Нельзя творить красоту, нельзя ничего создать без Бога в душе. Ничего хорошего без любви и веры не случается в жизни. Кузнецов даже заставлял рабочих читать Библию. Такая вот взаимосвязь.

Женя улыбнулась, представив ББ с Библией.

– Зря смеетесь, – вспыхнул Халтурин, заметив Женину улыбку.

– Я по другому поводу, – смутилась Женька.

Халтурин посуровел:

– Значит, вы поняли, что от вас требуется?

– В общих чертах.

– Кстати, как ваше здоровье?

– А что с моим здоровьем? – изумилась Хаустова.

– Ну, тот обморок… Вы у врача были?

– Все в порядке, – смущенно процедила Женька.

– Надеюсь, это не из-за меня?

– Конечно, не из-за вас.

– Надеюсь, вы не беременны? – Халтурин сам не понял, как вопрос сорвался с губ.

Женька дернулась и стала кумачовой, как флаг СССР.

– Что?

– Поймите, просто предприятие оплачивать больничные не может. И мне бы не хотелось, чтобы вы попали в трудное положение, в смысле, в финансовое положение, в трудное финансовое положение, – еле выпутался Халтурин и замолчал, чувствуя себя идиотом.

«Кто тебя за язык тянул?» – с запоздалым раскаянием ругал он себя.

– Я пойду? – Женьку трясло от желания сказать Халтурину, что она о нем думает. Из-за него обморок? Да этот столичный щеголь центропупией страдает!

– Да, конечно.

Под пристальным взглядом директора Женька вышла из кабинета.

* * *

Прогноз погоды обещал дождь и порывистый ветер. Осень выдула все тепло. Отопление еще не включили – власти ждали, когда отрицательные температуры установятся.

Женя планировала заклеить в субботу и воскресенье щели на окнах, но выходные опять провела на работе. Из щелей тянуло так, что шторы качались. Дома было сыро и холодно, и Женька прежде, чем уложить Тему спать, согревала постель грелкой.

– Мам, может, ты заклеишь окно в детской? –зная ответ, не удержалась, зачем-то попросила Женя.

– У меня совсем нога разболелась. Мы с Иришкой погуляли немного, и все – не могу стоять.

– Спасибо, что не отказала, – сорвалась Женя и опять начала увещевать совесть.

«Это твоя мама, пожилой больной человек. Наберись терпения. Что ты будешь делать, когда ее не станет?».

Однако у Жени было чувство, что мама отзеркаливала ее мысли: «Я же мама. Пусть она наберется терпения. Что она будет делать, когда меня не станет?».

Самоугрызаться не было времени. Вообще, как-то получилось, что печалиться о прошлом, тосковать об Андрее и корчиться от жалости к себе времени совсем не осталось.

Женька семь дней в неделю проводила на работе, островки свободного времени посвящала Теме и необременительному хозяйству.

В прошлое воскресенье Женя составляла список людей для работы на заводе с сознанием, что вершит судьбы. «Список Халтурина» – окрестила она эту бумагу.

Вот, например, Клещ Михаил Степанович.

Хаустова помнила Клеща с первого дня работы в кадрах. Он принес заявление на отпуск и попросил посчитать, когда ему выходить на работу. Женька села в лужу, перепутав рабочие и календарные дни.

Хаустова внесла Клеща в «Список Халтурина» под номером сто тридцать и не без самодовольства подумала: «Этот останется на заводе».

Или вот, Иван Лопатюк. Такой шелкограф отличный. Чашку подарил авторскую на Восьмое марта расписанную, под гжель, окисью кобальта. Большие синие цветы на белом и кайма по канту. Талантливый парень. Семья у него, двое детей маленьких. «Остается», – решала Женя.

Список Халтурина, как список Шиндлера, давался слезами и кровью.

Оставить за воротами старых мастеров у Жени тоже рука не поднималась. Не поднималась рука и на молодых. Что они будут делать? Чем заниматься? В небольшом городе фарфоро-фаянсовый завод – одно из крупнейших предприятий. Многодетные семьи и династии заводские – куда им деваться? На улицу? В неоплаченный отпуск?

Женька не представляла, за что взялась. Когда список был окончен, у нее болело все внутри.

А когда она услышала от Халтурина, что надо еще «подсократить», вышла из кабинета директора убитая его равнодушием.

– Евгения Станиславовна, я вас понимаю, – убеждал Женю Халтурин, спустя минуту, – просто по-другому не получится. Верьте мне. Если сейчас мы все сделаем правильно, через год все будет лучше, чем было. Если струсим – ничего не будет.

«MBI в первую очередь, – добавил он про себя. – Если провалю этот проект, мне везде дорога будет заказана».

Сказать по правде, Евгений меньше всего думал о людях. Да, живые, да, жалко. Но, как говорится, ничего личного…

В конце концов, для них все и делается. Просто так случилось, что личные цели Халтурина сошлись с общественными на этом фарфоровом предприятии. Настроение портила недоверчивая и упрямая кадровичка. Устроила представление: обмороки, слезы, вздохи по поводу специалистов.

– С кем же вы останетесь? – билась Женя, пытаясь достучаться до Халтурина. – Кто же будет делать «сервизы для царской семьи», если вы уволите лучших?

– Лучшие потребуют зарплату министра. Мы спасаем предприятие, а не сопли вытираем.

– Вам нужны профи с запросами учеников?

– Вы абсолютно верно подметили! Именно такие мне и нужны.

– Пригласите китайцев или албанцев.

– Понадобится – пригласим.

– Да поймите, – неожиданно для себя заводилась Женя, – никто не будет ждать, пока завод заработает. Разбегутся люди, где искать будете?