Спустя минуту Загорский извинился перед мужчинами, шлёпнул Ирину по заднице и направился к нашему столику. Меня словно обожгло, когда он в очередной раз поймал мой взгляд. Я поспешила отвернуться.

- За тобой поухаживать? – Вдруг раздалось за ухом.

Меня словно током прошило. Этот гад наклонился ко мне сзади.

- Нет, спасиб.. – я не успела договорить, как он подлил мне шампанского.

- Что-то ты, Воскресенский, так заслушался вступительной речью, что забыл про свою девушку. – Усмехнулся он, хлопая его по плечу.

Вик показал ему жестом, чтобы не загораживал вид:

- Ты бы сел на своё место, дамский угодник.

Марк в шутку ударил его в грудь, обошёл столик и сел на место. К несчастью, оно оказалось как раз напротив меня.

Я сидела, не в силах поднять взгляда. Кусок в горло не лез, а бокал взять было страшно – тот непременно задрожал бы в моих нервных пальцах.

- Полина, - сказал Загорский, наклоняясь на стол.

Он говорил тихо и спокойно, но тон его голоса действовал на меня, словно оглушительный рык.

Мне стало душно, в лицо бросился жар.

- Да? – Спросила я, нехотя поднимая на него глаза.

- Может, расскажешь о себе что-нибудь? А то мы так мало про тебя знаем. – Его ухмылка вызывала во мне давящее ощущение безысходности.

- Например? – Я посмотрела на Вика в поисках защиты, но тот увлечённо слушал речь ведущего.

- Например, чем ты жила до встречи с Витей? – Мужчина понизил голос до вкрадчивого шёпота. – Или с кем?

Я напряглась, чувствуя, как холодные мурашки пробираются по моей груди к горлу, но, к счастью, меня спас Воскресенский:

- Марк, идём на сцену, нас приглашают.

Он встал и кивнул другу. Присутствующие зааплодировали.

Загорский нехотя поднялся, и они вместе прошествовали к микрофону.

Я залпом осушила бокал и прижала его к горящей щеке. Вик что-то говорил про новые горизонты, про большую ответственность, перспективы, а я видела лишь чудовище, которое держало меня своим взглядом, точно тисками. Его глаза упирались в меня, будто холодное лезвие ножа в горло, и у меня не было сил даже пошевелиться.

Наконец, ему дали слово.

Загорский взял микрофон, и как по щелчку на его лице зажглась улыбка. Он шутил, рассказывал истории из жизни и завуалировано бросал угрозы конкурентам. Настоящий недоделанный мафиози. Меня аж затошнило от его самовлюбленности и презрительного высокомерия.

Над залом громом раздались аплодисменты, и мужчины спустились вниз. Вик сел за столик и наклонился к моему уху:

- Самое сложное позади, теперь можно расслабиться. Ты чего не ешь?

- Я… я тебя ждала.

- Виктор Андреевич, давайте выпьем за ваш успех! – Поднялся один из наших соседей по столику.

- Конечно, Роман Георгиевич,  - согласился Воскресенский.

- Это большой шаг вперёд для нашей компании!

- Да, конечно.

Зазвенели бокалы.

Я осторожно обернулась через плечо. Спустившегося со сцены Загорского атаковали какие-то девицы. Одна повисла на его руке, другая на плече. Ведущий продолжать говорить в микрофон, но никто его уже не слушал, повсюду звенели столовые приборы.

- Позвольте вас поздравить, Виктор Андреевич! – Раздавалось со всех сторон.

На Вика сыпались вопросы, пожелания, поздравления. Он терпеливо отвечал каждому, жал всем руки, чокался бокалами.

- Я отойду. – Бросила я, поднимаясь из-за стола.

- Угу. – Кивнул Вик.

Мне срочно нужно было освежиться.

Скользнув в коридор, я отправилась искать дамскую комнату. Вышагивая среди зеркал не уставала удивляться своему отражению: вроде та же провинциальная девчонка, те же длинные локоны, упрямый взгляд, веснушки, но платье и каблуки преображали меня практически до неузнаваемости. А, может, я, и правда, уже не знала, кто я такая, и кем теперь стала?

- Подскажите, пожалуйста, - обратилась я к администратору. – А где…

- Дальше по коридору. – Указал он.

Наконец, я заметила дверь с указателем, толкнула её от себя и чуть не потеряла равновесие. Кто-то грубо втолкнул меня внутрь и с размаху закрыл дверь. С трудом удержавшись на ногах, я обернулась и отпрянула. Это был Загорский. Его глаза пылали звериной яростью, а лицо кривилось  презрительной брезгливостью.

Появление этой дешёвки вывело меня из себя. Конечно, я понимал, что Вик притащит её с собой, но не предполагал, что так остро отреагирую на это. Наверное, всё дело было в том, что я теперь знал о ней всё, и мои демоны стремились поставить её на место, унизить, уничтожить. Они хотели сожрать её живьём.

Эта мразь выпорхнула из машины, будто какая-то королева. Шикарное платье, стройные ноги, матовая кожа без единого изъяна, длинные, шелковые светлые локоны, струящиеся по оголенным плечам. Болезненный стояк, с которым я проживал последние дни снова напомнил о себе тупой, тянущей болью.

Эта Полина заводила меня, сводила с ума и отчаянно раздражала. Бесила! Наверное, она думала, что прикроется дорогими тряпками и подарками Вика, и никто не поймёт, откуда она, и чем прежде занималась? Но я по-прежнему видел в ней лишь замарашку, которая удачно вцепилась в обеспеченного мужика и талантливо дурит ему башку.

И я собирался открыть Вику глаза.

Друг подал ей руку, и мне пришлось нацепить маску, чтобы не выйти из себя раньше времени и поприветствовать их. Я даже открыл перед ней дверь, и девчонка, увидев меня, подобралась, точно затравленный зверёк. Мне нравилось, что она всё понимает, что боится меня.

Полина шла по залу, оглядываясь по сторонам и едва не шарахаясь от вида здешней роскоши. Мадонна среди блудниц, ей-богу! А ведь какая талантливая игра, какое шикарное представление! Жаль, что всего лишь представление. Девчонка умело разыгрывала робость и кротость, и было в этом что-то неуловимо притягательное, отчего у меня учащался пульс.

- Полина, - не выдержал я того, что она намеренно отводила взгляд в сторону, едва мы сели за стол.

Наклонился вперёд.

- Да? – Её голос прозвучал еле слышно.

Большие янтарные глаза испуганно посмотрели на меня. От этой наигранной, фальшивой невинности у меня сбился весь настрой.

- Может, расскажешь о себе что-нибудь? А то мы так мало про тебя знаем. – Решил поиздеваться я.

Мне срочно требовалась ответная реакция от неё. Хоть какая-нибудь. Я должен был видеть ту лживую мразь, которую она так отчаянно прятала от Вика. Мне нужно было придавить её, сжать посильнее, чтобы заглушить в себе любые человеческие чувства, которые рождались при взгляде на неё.