городов в более сильной власти, которая обеспечила бы условия, необходимые для хозяйственного процветания. Отнюдь не случайно поэтому под властью Балши II оказались города, расположенные вдоль реки Дрин, по берегам озера Шкодер и до самой Влоры; даже в Дурресе, столице главного противника Балши, временно тоже подпавшей под его власть, имелась сильная партия его сторонников.[205] Интересно отметить, что память об этой первой попытке объединить страну сохранилась у потомков и что на нее опирались все те, кто в дальнейшем предпринимал то же самое, вплоть до Скандербега.[206]

Обрисованные здесь процессы были только началом, наметившим абрис будущего объединения, мало связанный с дальнейшим развитием, но сильно — с предшествующим.[207] Воображаемая прямая линия привела бы при таких условиях, как и повсюду, к созданию централизованного феодального государства, если бы на нормальное течение этого процесса не воздействовали отрицательные факторы: враждебная политика Венеции, а затем турецкое нашествие.

Принято считать, что именно феодальная раздробленность, царившая в Византийской империи и на Балканском полуострове, облегчила туркам столь быстрое распространение по юго-восточной Европе. Действительно, не прошло и пятнадцати лет с момента их водворения в восточной части полуострова, как османские орды очутились уже в западной его части, у ворот Албании. Уничтожив Болгарию и сербские феодальные княжества во Фракии и Македонии, они в 1379 г. захватили Касторию, в 1380 г. — Монастырь, еще через несколько лет — Скопле (Ускюб) и превратили эти укрепленные места в трамплины для завоевания западных территорий, начиная с Албании. Албанские владетели присоединились к обеим коалициям балканских феодалов, пытавшихся задержать турецкое наступление: в 1371 г. на Марице и в 1389 г. в героической битве на Коссовом поле. Тем не менее не подлежит сомнению, что именно партикуляризм феодалов расчистил путь турецкой агрессии. Примером может служить Карл Топия, который, ведя с Балшей II борьбу за Дуррес, лишь с помощью турецкой армии одолел своего противника на равнине Савры (у подступов к Лушне) в 1385 г — в первой битве, где столкнулись турки и албанцы. Пример не единственный не только для Албании, но и вообще для Балкан. Очень скоро османы распространили сферу военных действий, на сей раз выступая в своих собственных интересах, на всю территорию Албании. Точно так же, как это было на всем пространстве от Валахии до Греции, албанские феодалы принуждены были терпеть то тут, то там турецкие гарнизоны и турецкий контроль. в своих собственных замках и городах (в 1395 г. в Шкодере, Даньо, Ширгьи, Круе и т. д.), платить дань и посылать свои войска в помощь султану вплоть до отдаленной Анкары,[208] где османское воинство потерпело в 1402 г. свое первое поражение от Тамерлана. Следствием же этого поражения было то, что давление турок на Албанию ослабело.

В связи с историческими условиями албанские феодалы оказались стесненными между двумя могущественными силами своего времени — военно-феодальным Османским государством и не менее опасной мощью золота, накопленного венецианскими патрициями. Албанским владетелям, раздираемым междоусобиями, вечно нуждавшимся в деньгах, в условиях турецкой угрозы венецианское золото нанесло не меньший урон, чем напор османов. Они распахнули двери перед венецианцами, даровали им привилегии в своих землях, наконец, продали им свои главные города (Георгий Топия — Дуррес в 1392 г., Балша II — Шкодер, Дришти и т. д. в 1396 г.. Прогон Дукадьин — Леш). Завладев в Албании важными позициями, венецианцы подвергли население хищнической эксплуатации. Венецианский сенат пускал в ход тайные дипломатические интриги и пользовался деньгами, чтобы сеять рознь между албанскими феодалами, подчинить их своему влиянию на правах вассалов, затрудняя их самостоятельную внешнюю политику, — и все это с целью воспрепятствовать образованию крупных политических объединений, которые могли бы представлять опасность для венецианских владений в Албании. В. Макушев указывает, что венецианское господство стало главным препятствием для общественного развития стран Адриатики. Венеция стала настоящим хищником, высасывающим все соки из подчиненных ей стран.[209] Сенат, не колеблясь, прибегал ради своей выгоды к прямому сотрудничеству с турками, как то было во время длительной войны с Балшей III — опасным соперником венецианцев в северной Албании, против которого Светлейшая республика восстанавливала не только его соседей, но и турок, владевших Скопле.[210] Венецианская политика в Албании была сильным подспорьем для турецких захватчиков: вызывая раздоры между албанскими феодалами, она препятствовала объединению их сил против главного врага как раз в самый подходящий для этого момент — после 1402 г. Немного лет спустя османы начали новое наступление с тех опорных пунктов, которые они сохранили в Македонии.

От зажатых между двумя жерновами наиболее могущественных феодальных государств Албании в первое двадцатипятилетие XV в. сохранились только остовы. Дробление шло все интенсивнее. Очень скоро албанские феодалы осознали печальную истину, а именно, что отныне их османские «союзники» — просто-напросто захватчики и что отныне их так называемую «помощь» придется оплачивать. В промежутке между 1414 и 1423 гг. в замках и главных городах снова засели турецкие гарнизоны и губернаторы — на юге, на севере и на востоке, от Аргирокастро, Влоры и Канины, от Берата до Круи, Даньо и Светиграда все князья один за другим подчинились султану. Первоначально захватчики не лишали их власти, довольствуясь лишь принятием ряда мер, ограничивавших им свободу действий. Но нетрудно было понять, что дальнейшим шагом окажется полная ликвидация их господства, как это произошло в соседней Македонии и в Болгарии.

Как же повел себя господствующий класс феодалов, очутившись в таком положении? Он не проводил единой для всех линии поведения. Одни стали на путь открытой измены, с самого начала телом и душой предались захватчикам, чтобы, войдя в качестве ренегатов в состав османского господствующего класса, обрести возможность уже в иных формах продолжать феодальную эксплуатацию. Иоанн Музаки в своих «Воспоминаниях» сопровождает имена многих дворянских родов Албании кратким замечанием: «si a fatto turco» («потурчился», стал турком).[211] Но большинство владетелей еще пытались как-то маневрировать, избегая принять одно из двух решений: беспощадную борьбу или ренегатство. Господствующий класс был не в состоянии объединиться и призвать народные массы к открытой борьбе с захватчиком. Он боялся народа. Но в то же время он не желал уйти с политической арены, не попытавшись оказать хоть какое-то сопротивление. Представители его вступали в схватку поодиночке, используя свои конные отряды, но враг неизменно одерживал верх. Феодалы вынуждены были принимать турецкие гарнизоны в свои собственные замки и города, платить дань, идти со своими войсками на службу к султану, отдавать своих детей или же сами отправляться