После подписания мирного договора с Австрией Ланн уехал на родину, в Лектур, где провел большую часть 1806 г. Там он оказался в кругу семьи и друзей. В Лектуре он пользовался популярностью среди земляков не только из-за своих республиканских взглядов, но также благодаря искреннему простодушию и бескорыстию, к нему часто обращались за помощью. А он сам никогда не забывал тех, кто помогал ему. Однажды Ланн встретил крестьянина, друга детства. И так как маршал был приглашен на торжественный обед к главе местной администрации, префекту, то он, спросив разрешения у хозяина дома, послал адъютанта за упомянутым крестьянином. Представив друга всем присутствующим, Ланн усадил его за стол на почетное место рядом с собой.

Однако новая война, теперь уже с Пруссией, заставила Ланна покинуть родной город, и в сентябре 1806 г. он возглавил 5-й корпус Великой армии. С этим корпусом маршал участвовал в сражении у Йены, где действовал с такой же храбростью и решительностью, с какой поступал всегда и везде. Однако в бюллетене Великой армии благодаря интригам тщеславного Мюрата вновь не было практически ни слова о вкладе Ланна. В письме супруге Луизе маршал сетовал на неблагодарность Наполеона, который верил сплетням интригана Мюрата. Участвуя в преследовании разбитой у Йены и Ауэрштедта прусской армии, Ланн во многом способствовал тому, что Мюрат заставил капитулировать войска князя Гогенлоэ у Пренцлау. Скорость движения пехоты Ланна была такова, что солдаты 5-го корпуса прибыли к Пренцлау спустя короткое время после появления там кавалеристов Мюрата. Однако все лавры этой капитуляции присвоил себе Мюрат. В рапортах Наполеону он заявил, что пехота Ланна двигалась слишком медленно и ему приходилось рассчитывать только на свои силы. Мюрат как никто другой умел «тянуть одеяло на себя», когда дело касалось воинских лавров.

Осенью 1806 г. Ланн писал жене: «Кажется, что мы двигаемся на Берлин. Если мы останемся там на зиму, я пошлю за тобой». Однако эта надежда не осуществилась, так как сразу после взятия прусской столицы французы двинулись в Польшу, где находились союзники Пруссии – русские войска.

Ланн столкнулся с русскими под Пултуском. Французы предполагали, что там могут находится только незначительные силы неприятеля. Однако на деле оказалось, что против 20–28 тыс. французов при 120 орудиях под Пултуском располагались 45 тыс. человек с 200 пушками под общим началом 61-летнего молодцеватого генерала от кавалерии Беннигсена.

Верный своей манере Ланн атаковал русских, чьим правым крылом командовал генерал Михаил Богданович Барклай-де-Толли (1761–1818), а левым – генерал Карл Федорович Багговут (1761–1812). Накануне потеплело, земля оттаяла, и дороги размыло. Солдаты скользили, падали, еле вытаскивали ноги из хляби. Ланн попытался вклиниться в левый фланг противника, стремясь отрезать его от города, но не смог пробиться сквозь ряды русских гренадер. Обе стороны несли большие потери. Над сражавшимися кружил мокрый снег, под ногами чавкала болотная грязь. В решающий момент боя, когда французы были уже близки к победе, Барклай-де-Толли лично повел гренадер в штыковую атаку: железо ударилось о железо, люди падали рядами. Солдат Ланна опрокинули, и они откатились назад. Отличился русский генерал-майор граф Александр Иванович Остерман-Толстой (1770–1857) и его гренадеры: он первым с криком «Ура-а-а-а!!!» бросился в решающую контратаку. (За Пултуск он получил орден Святого Георгия 3-й степени.) После того как их дружно поддержал левый фланг под началом генерала Багговута, Ланн, потерявший уже от 4 до 6 тыс. солдат, видя, что силы неравны, счел за благо отойти.

Ланн понимал, что его главная задача – обязательно удержаться на тех позициях, которые занимал его корпус, иначе полное поражение неизбежно. Ближе к вечеру сражение возобновилось. Дело в том, что Наполеон, предполагая, что главные силы русской армии находятся у Голымина, отправил туда корпуса Ожеро и Даву. Однако, продвигаясь к Голымину и не встретив следов движения крупных сил противника, Даву утром 26 декабря на всякий случай отправил дивизию Гюдена к Пултуску. Последний заболел, и его сменил генерал Дольтан, который продолжил движение вперед. На подходе к Пултуску он услышал гул артиллерийской канонады и двинулся ускоренным маршем вперед.

Тем временем Ланн пребывал в нелегких раздумьях: после непрерывного многочасового боя он не выполнил поставленную задачу и не смог овладеть ни Пултуском, ни переправами. Он рассчитывал возобновить сражение на другой день, сохраняя дивизию Газана в резерве. А на противоположной стороне русский главнокомандующий, ошибочно полагая, что ведет бой с самим Наполеоном, готов был торжествовать победу, когда прибывший с правого фланга адъютант сообщил, что передовые разъезды казаков обнаружили сильную колонну противника, приближающуюся с северо-запада по Голыминской дороге. Французы Дольтана легко отбили все атаки русской кавалерии, пытавшейся остановить их. Выйдя из леса, Дольтан атаковал войска Барклая-де-Толли и потеснил их. Это столь неожиданное появление дивизии врага отвлекло на себя крупные силы русских. Ланну удалось спокойно отвести свои измученные войска на те позиции, с которых началось наступление на город. Темнота и неутихающая снежная вьюга окончательно развели противников. Сражение затихло.